– Ирина Петровна, поздравляю Вас с прошедшим юбилеем! Как Вы отметили его и как Вы вообще любите отмечать дни рождения?
– Большое спасибо за поздравление! Я люблю отмечать свои дни рождения с друзьями, с семьей – так, чтобы всем было очень весело, чтобы было потом, что вспомнить. Люблю розыгрыши и сюрпризы. В этом году таким сюрпризом для меня стала поездка в Вену, город, с которым очень много связано, с которого 25 лет назад, в 1993 году у нас с мужем началось настоящее изучение оперного искусства. Сюрпризом стало и видеопоздравление моих учеников разных лет – теплое, веселое, остроумное. Какие они все умные и красивые!
– Ваши родители музыканты? Как зародился Ваш интерес к музыке?
–Мои родители не были музыкантами, хотя и бабушка, и мама очень хорошо пели. В семье всегда много читали. Это занятие остается моей всепоглощающей страстью и по сей день. Родители купили пианино в 1956-м году для моей старшей сестры – ей тогда было всего 4 года. Семья жила очень бедно, папа учился в аспирантуре. Но мама всегда мечтала научиться играть. Сама каким-то образом выучила три пьески из «Детского альбома» Чайковского и пришла поступать в музыкальную школу. Её прослушали и назначили экзамен. Он должен был состояться 22 июня 1941 года – дата не нуждается в комментариях. Мама до старости помнила эти пьесы.
Интерес к музыке у меня зародился тогда, когда мою сестру стали учить игре на фортепиано. Я притаскивала толстый том «Жизни животных» Брема, становилась на него (до клавиатуры не доставала) и часами нажимала клавиши в разных регистрах. Особенно мне нравились, насколько я помню, терции и секунды. Так что вначале интерес возник не из восприятия каких-то песен или инструментальных пьес, а из чисто абстрактного любования звуками. Когда начала заниматься (с 5 лет), то вдруг обнаружилось, что у меня абсолютный слух. Наверное, мои терции и секунды натренировали!
–Известно, что Вы окончили музыкальное училище по двум отделениям: теоретическому и фортепианному. Что обусловило выбор пути музыканта-исследователя?
–Этот путь определился только в вузе. Я поступила в Институт имени Гнесиных в 1978 году, первый год тоже совмещала два факультета, потом оставила только ИТК. Было три причины такого выбора. Первая – почти всё, что связано с теорией музыки, мне довольно легко давалось, не требовало исключительных усилий и доставляло радость. Вторая – я любила писать, любила всё, что связано с литературным трудом, в детстве-отрочестве «пописывала» стихи, как многие. Третья – мне нравилось «отгадывать» смыслы музыкального произведения, секреты его композиции. Нравилось, чтобы, говоря словами Ф. Гершковича, композитор говорил мне «ты». Но исполнительская выучка мне всегда помогала и продолжает помогать. На лекциях стараюсь играть, не боюсь сесть за инструмент. Люблю читать партитуры.
–У сегодняшних студентов музыкальных учебных заведений в распоряжении есть Интернет со всеми его электронными библиотеками, архивами нот и записей. Как проходила Ваша учеба, когда всего этого не было?
–Доступ к информации, к нотам, книгам – великое счастье. До сих пор в любой стране для меня одно из желанных мест обитания – библиотека. Жадность осталась со студенческих времен, когда поиск и добыча материалов превращалась в сложнейшую, но в то же время увлекательную задачу. Все равно, какой музыкой ты занимался – отечественной или зарубежной. Мы и сейчас в области информации сильно отстаем от многих других стран, спасибо интернету, он пока что выручает.
В годы моей учебы в этом отношении дело было совсем худо. Впрочем, о чем-то я вспоминаю с теплым чувством. О том, например, какое счастье я испытала, получив в годы обучения в аспирантуре из Германии фотокопию оперы И.А. Хассе «Олимпиада» (по межбиблиотечному обмену через РГБ). Или совершенно упоительное состояние, когда начала работать с рукописями партитур итальянских опер в Вене, Мюнстере, Неаполе, Берлине, Дрездене. Что может испытывать человек, прикасающийся к автографам Перголези? Или держа в руках единственный в мире уцелевший экземпляр оперы, партитура которой по краям немного обуглилась – когда-был пожар, ее спасли, и вот она – перед тобой.
–Деятельность большинства музыковедов так или иначе связана с чтением лекций. Для музыкантов-исполнителей публичные выступления – большая и часто болезненная тема. Как с этим обстоят дела у музыкантов-исследователей? Любите ли Вы выступать публично и как готовитесь к выступлениям?
–Я очень люблю публичные выступления, хотя долгое время об этом не догадывалась. Чем больше аудитория, тем мне интереснее найти с нею общий язык, «приручить» и заинтересовать ее. Перед лекциями почти никогда не волнуюсь. Чего нельзя сказать о моем исполнительском опыте в юности – перед сольными концертами, выступлениями с оркестром я всегда волновалась. Ну а эйфория после удачного выступления сходна для обеих профессий. Удача всегда радует.
Если что-то пошло не так – в обоих случаях досадно, нужно делать выводы. Готовлюсь к выступлениям я обычно заранее. Для меня важно понять, что ты хочешь сказать именно этой аудитории. Найти то, чем ты можешь ее зацепить. Хорошо выстроить интригу беседы. Тогда будет легко общаться с залом, позволить себе импровизировать, будет легко «держать» время, нить рассказа, чтобы она не провисала. Для публичных выступлений нужны иллюстрации. Хорошо, что сейчас с этим нет проблем – любые мультимедийные средства более-менее доступны.
–Карьера музыканта-исполнителя подвержена многим опасностям: недостаток виртуозности может навсегда оставить «дилетантом», а проникновенности – «голым виртуозом», из-за травмы, как в спорте, можно вовсе «выпасть из обоймы». Существуют ли подобные «подводные камни» в профессии музыканта-исследователя?
–Карьера солиста подвержена гораздо большему числу опасностей. Сегодня огромная масса музыкантов-профессионалов настолько хорошо подготовлена, что проблем «виртуозности» и «проникновенности» для них нет. И трудности возникают совсем с другими вещами. Найти грамотного менеджера или агентство, которое будет представлять твои интересы, найти места, где тебя хотели бы послушать, выступать стабильно, держать в руках большой репертуар, иметь «лошадиное» здоровье, выдерживать колоссальные нагрузки, то есть быть конкурентоспособным во всех отношениях.
Но, конечно, главное – иметь свое лицо. По моему глубокому убеждению, для музыковеда это тоже – самое главное. А основная трудность – сохранить верность профессии, не бросать исследовательскую работу даже тогда, когда жизнь, казалось бы, к этому вовсе не располагает. Студенты в конце 1990-х на капустнике как-то спели куплеты на тему «Жизнь коротка – музыкознанье вечно». Я полностью согласна! Если же говорить о каких-то более банальных опасностях, то, конечно, они есть и у музыковедов. Сейчас существуют огромное возможности для публикаций. Тексты уходят в публичное пространство буквально «с пылу, с жару». Значит, есть опасность небрежности – в стиле, в оформлении, иногда даже в том, насколько точно все продумано.
Еще одна опасность, как это ни странно, – обилие научных источников, огромный вес «чужого мнения». С одной стороны, я всегда приветствую, когда статья хорошо, по-немецки обстоятельно оснащена – с исчерпывающими ссылками, с использованием разнообразных работ от классических до новейших, посвященных твоей теме. С другой стороны, есть опасность утонуть во всем этом, ограничиться простой компиляцией – таких статей и даже диссертаций есть немало. Опасность не найти или утратить свое мнение, свою идею, изготовить скучное, никому не нужное научное «изделие».
–Бывали ли в Вашей профессиональной практике какие-то необычные, забавные случаи, которые можно было бы назвать «музыковедческими приключениями»?
–Вся моя жизнь – невероятное музыковедческое приключение. Можно написать целый роман. Особенно часто всякие забавные и не очень происшествия случались в зарубежных поездках. В Вене я почти месяц жила с просроченной визой, мне её отказались продлять, несмотря на ходатайство университета, где проходила наша с мужем стажировка. Пугалась своей тени, но в библиотеке работала каждый день. Была масса приключений с поиском места в разных городах и странах, где можно пожить, чтобы не платить за гостиницу – денег не было совсем, 1990-е годы.
С того времени остались близкие друзья, которые нам помогали, люди, которые просто так, «ни за что» поддерживали двоих сумасшедших русских музыковедов. Осталась память о Клаусе Хорчанском, профессоре Мюнстерского университета, который дважды приглашал нас работать, вести лекции и семинары. Это было приключение высшей пробы – преподавать на немецком! Память о библиотекаре в одной из неаполитанских библиотек, который легко и небрежно разрешил скопировать редчайшую книгу XVIIIвека. Мы пережили землетрясение в неаполитанской консерватории и только потом узнали, что в городе были разрушены здания и погибли люди. Но самое большое приключение – написать книгу и довести ее до издания.
–Как Вы считаете, какие качества необходимы для того, чтобы стать успешным музыковедом? Дайте, пожалуйста, несколько советов сегодняшним студентам-теоретикам.
–Не люблю давать советы. Думаю, что нужно много и с увлечением работать. Найти свою тему и ничего не бояться, в том числе и неудач, никогда не опускать руки. Учить языки, много ездить, читать, общаться с коллегами. В принципе, все это нужно любому человеку. Еще музыковед должен уметь работать быстро и качественно – это нужно и журналисту, и преподавателю, и исследователю.
–На каких иностранных языках Вы говорите?
– На немецком, итальянском, английском.
–У Вас есть кумиры?
–Нет, кумиров у меня нет. Но есть люди, которые для меня много значат – и в профессиональном, и в человеческом плане, те, которые очень много мне дали. Все они – мои учителя в самом высоком смысле этого слова, хотя не у всех я непосредственно училась.
–И последний вопрос. Ирина Петровна, смотря на Ваш послужной список, можно сделать вывод, что Вы постоянно работаете. Вами написано около 100 научных статей, три монографии, несколько учебных пособий. Вы участвуете в международных конференциях, преподаёте. Вы главный редактор научного сетевого журнала РАМ им. Гнесиных «Современные проблемы музыкознания». Кроме этого, Вы председательствуете в одном диссертационном совете и являетесь членом другого… У Вас есть увлечения помимо музыки?
–Ну конечно, есть. Я по-прежнему очень люблю читать. Слушаю музыку. Выращиваю розы. В саду на даче более 100 кустов. У меня есть кот. И, конечно, путешествия – неутолимая страсть.
