В год 130-летия Гнесинского Дома как-то не приходит в голову, что этот крупнейший, авторитетный во всем мире центр музыкального образования может нуждаться в «адвокатах», «оправдывающих» его деятельность, продолжающуюся многие десятилетия. Однако, перечитывая студенческую газету «БезФальши», посвященную 125-летнему юбилею (спецвыпуск 2020 г.), нельзя не вздрогнуть от резкого диссонанса: среди целого ряда воспоминания гнесинцев разных поколений (под рубрикой «Собачья площадка — Воровского — Поварская») здесь помещен и текст, принадлежащий В.Н.Минину1. Он был ректором ГМПИ им. Гнесиных в 1971–1979 гг. то есть уже полвека назад, и в этом качестве его помнят только старшие поколения гнесинцев. А само имя создателя и многолетнего руководителя знаменитого хорового коллектива не нуждается в рекомендациях и, соответственно, вызывает только уважительное внимание к его высказываниям. Так, студенты Академии имени Гнесиных, комментируя эту публикацию в интернет-выпуске газеты, говорили о «строгой, но справедливой критике нашего вуза», разумеется, не подвергая слова патриарха отечественного хорового исполнительства никакому сомнению.
На самом же деле всю первую часть этой заметки (до того момента, когда В.Н.Минин рассказывает о создании силами студентов будущего Камерного хора) необходимо не только критически осмыслить, но и опровергнуть, так как большая часть этого текста является полным искажением реальности. Здесь приходится внимательно оценить каждую фразу текста.
«Еще до ректорства, когда я преподавал в институте, мне были видны некоторые недостатки семейного учебного заведения. Прежде всего, отсутствие должной требовательности к студентам.»
Итак, напомним, что к 1967 году, когда В.Н. Минин начал преподавать здесь, Гнесинские учебные заведения существовали уже 72 года. В тот год не стало Елены Фабиановны Гнесиной, их основателя и бессменного руководителя, и ее В.Н. Минин уже не застал. О роли Ел. Ф. Гнесиной в становлении и развитии Гнесинского Дома, превращении изначально «семейного» частного учебного заведения в крупнейший в стране «музыкальный комбинат» (как было принято называть в 1940-е – 1960-е годы все его ступени в целом: училище, детскую и специальную музыкальные школы и институт) говорить не приходится. Долгое присутствие Гнесиной в том детище, которое носит имя ее семьи, символизировало прочные традиции этого музыкального Дома, создаваемые несколькими поколениями гнесинцев. Одной из лучших традиций была именно «семейность», однако, именно в качестве идеи общего дома, тесных связей учеников, выпускников и педагогов учебных заведений, а также и многие другие качества, постоянно отмечаемые во многочисленных воспоминаниях и т.д., что имело своей целью, однако, как можно больше заботиться о результатах занятий с учащимися — когда их достижения являются общим делом для всех. В узком смысле «семейность» давно осталась лишь в названии: если в первые годы существования семья Гнесиных составляла ведущую группу педагогов, то в дальнейшем происходил бурный рост учебных заведений, и члены семьи Гнесиных были лишь участниками большого педагогического коллектива, хотя и занимали там руководящие позиции (но далеко не все). С созданием же полного «комбината» в 1940-е годы их роль постепенно перестала быть ведущей (они и постепенно уходили из жизни), а к началу 1960-х годов Гнесины перестали преподавать вообще, и лишь Елена Фабиановна продолжала занимать почетный пост художественного руководителя до своей кончины.
Что же являлось главным принципом, обеспечившим Гнесиным признание музыкантов-современников, а их «семейному предприятию» — успех и постоянный рост количества учащихся? Неужели «отсутствие должной требовательности»? Вопрос абсолютно риторический. Достаточно даже самого поверхностного обращения к Гнесинской истории, чтобы понять, что именно серьезность постановки дела, комплексное музыкальное образование, с ориентацией на программы Московской консерватории, выпускницами которой были сестры Гнесины и с педагогами которой они с самого основания училища поддерживали тесный контакт; продуманные требования с системой перевода на следующий курс лишь при положительном результате экзаменов, вследствие чего только очень небольшое число учеников получали свидетельства об окончании училища (итоговые экзамены всегда проводились под председательством А.Б. Гольденвейзера, в присутствии и других профессоров консерватории2), прогрессивные педагогические начинания (детский хор, оперные спектакли) и мн. др. — всё это и привело к тому, что Гнесинское училище выделялось из множества частных школ. После революции оно стало одним из самых больших и востребованных музыкальных техникумов и детских школ, постоянно открывавшим новые специальности, и стало известным во всём Советском Союзе, привлекая жителей разных регионов страны, а в итоге «переросло» рамки среднего учебного заведения, что привело (спустя полвека после основания) к созданию нового вуза вместе со спецшколой-десятилеткой. Именно высокие требования были причиной и постоянного роста конкурса при приеме как в училище, так и в детскую школу, и того, что лучших выпускников училища принимали в консерваторию сразу на второй курс. Это не вызывает удивления и по той причине, что критерии таких требований вырабатывались с участием многих педагогов консерватории, одновременно работавших и в Гнесинском училище, а затем и в институте. Если говорить только о вузе — ГМПИ имени Гнесиных, открытом в 1944 году, то среди его выпускников к моменту прихода В.Н.Минина можно найти знаменитейших музыкантов — как исполнителей, так и композиторов, и музыковедов: Е.Светланов, З.Долуханова, В.Федосеев, М.Таривердиев, Т.Докшицер, Л.Ермакова, Н.Некрасов, Ю.Казаков, В.Иванова, В.Левко, К.Лисовский, Д.Тухманов, В.Дашкевич, А.Журбин, Е.Птичкин, Е.Назайкинский, А.Мясоедов, И.Мозговенко, Ю.Ухов, С.Гусев — список блестящих имен можно еще долго продолжать… Все они — случайные продукты на фоне «главного принципа — отсутствия требовательности»?
«Я бы сказал, что изначально — это учебное заведение для детей разночинцев, поэтому отношение к ним всегда было такое: “Молодец, деточка, замечательно!” — даже если это очень плохо».
Пассаж о «детях разночинцев» — совершенно непонятен. Во-первых, само определение очень странно: то есть, в Гнесинское училище принимали именно «разночинцев»? Естественно, среди учащихся изначально было больше всего представителей интеллигенции (в том числе детей музыкантов, артистов, ученых и т. п.), которых часто называли разночинцами. Но это не означает, что там принципиально отсутствовали все остальные слои населения: были дети и из дворянских семей, и фабрикантов, и рабочих… А в каких музыкальных учебных заведениях большинство составляли не «разночинцы»? Дворяне обучали своих детей, прежде всего, либо с помощью домашних учителей, либо в женских институтах («благородных девиц»). И совершенно непонятно, откуда возникла идея, что этих «разночинцев» обязательно надо было хвалить? Такое могло иметь место как раз в аристократических домах, где учителя (хоть и не всегда) опасались вызвать гнев хозяев огорчением их чад. Но ни в консерваториях, ни в училищах ИРМО, ни в частных учебных заведениях такого принципа «похвалы в любом случае» просто не существовало: в известной мере он противоречит традициям отечественной педагогики и никогда не был характерен для преподавателей музыки, даже приехавших в Россию из-за границы. Никоим образом он не был характерен и для сестер Гнесиных: достаточно почитать воспоминания учеников о необычайной суровости Ел.Ф.Гнесиной3, об особой требовательности ее сестер Евгении и Ольги, что сочеталось с их подлинно материнской заботой о своих учениках4. Очень показательные документы — «Экзаменационные ведомости Музыкального училища Е. и М. Гнесиных» за 1899–1919 гг.5, то есть почти за весь период существования его как частного учебного заведения. В них — и оценки, и характеристики всех учеников, данные их педагогами. Они не оставляют сомнений в том, что все педагоги подходили к оценкам — как успехов, так и способностей, и прилежания учащихся — очень критически, и высокие оценки не преобладали. В советское время, когда Гнесинские учебные заведения быстро росли, о «разночинцах» и принципах «похвалы» смешно и говорить: советская система образования основывалась, в каком-то смысле, на авторитарных педагогических принципах.
«Поощрение являлось главной идеей, что естественно: из школы возникло училище, из училища вуз, и сама атмосфера, естественно, сохранялась. Но ведь это разные стадии обучения!»
Продолжая свою мысль о «главной идее», в этом высказывании автор допускает, к сожалению, абсолютное незнание действительной истории: училище возникло вовсе не из школы, а с самого начала, в 1895 году, в этом частном учебном заведении учились одновременно и дети, и взрослые, то есть разделения на «школу» и «училище» в современном понимании не было. Здесь учились все — от начинающих до оканчивающих полный курс училища (это был очень маленький процент от общего количества учеников) с серьезной программой, отвечающей требованиям старших курсов консерватории (где, кстати, до революции также учились и взрослые, и дети, и любители). Лишь в 1920 г., уже после того, как Училище Гнесиных стало государственным учреждением, оно было разделено на две ступени, в соответствии с государственными программами: детскую школу и техникум. Далее еще в течение четверти века обе ступени развивались соответственно своим задачам, и лишь потом появились и высшая ступень — вуз, а также и специальная школа-десятилетка. Наверное, поощрение — необходимый компонент любого преподавания, однако, говорить о нем, как о «главной» идее на любой стадии обучения в Гнесинском комплексе, абсолютно беспочвенно: не неоправданная похвала, а достижения учащихся служили всегда главным стимулом. Не стоит специально пояснять здесь, что «атмосфера» ничего общего с таким «поощрением» не имеет.
«Студент в вузе должен учитьСЯ, а этот суффикс «ся» в некоторых случаях забывался, поскольку в институте как бы продолжалась школа, то есть студентов учиЛИ».
Очевидно, что преемственность — от школы к училищу и к вузу – путается в вышеизложенных рассуждениях с продолжением будто бы неверного принципа, и изложено это весьма непонятно. Что значит «учиться» и «учили»? Это можно понять только как констатацию недостаточной самостоятельности студентов, слишком, «как маленьких», опекаемых своими педагогами, но никак не означает недостаточной требовательности.
«Поэтому, чтобы влить «новую кровь», я вынужден был пригласить крупных музыкантов-исполнителей того времени: Зару Долуханову, Валентину Левко, Владимира Спивакова, Валентина Берлинского, Олега Крысу, из Киева — пианистов Кравченко и Александрова.»
И здесь мы видим и нелогичное, и не соответствующее реальности утверждение. Во-первых, для чего «поэтому» надо было пригласить новых педагогов? Для преодоления их силами «неверной установки»? Во-вторых, почему приглашение достойнейших музыкантов было «вынужденным»? Можно было бы и не приглашать, «если бы не…»? Но ведь привлечение новых высокопрофессиональных кадров — совершенно естественная задача в любом учебном заведении и в любое время!
Но никакой «вынужденности» на самом деле не было. К началу ректорства В.Н. Минина институт работал уже 27 лет, и достаточно взглянуть на список его педагогов с самого момента его учреждения (в 1944 г.), чтобы понять, насколько авторитетные, ведущие специалисты здесь всегда работали: это — цвет московских музыкантов, многие из которых одновременно преподавали и в консерватории. Мы не будем перечислять их, отметим только, что и в описываемый момент качество этого состава не ухудшилось. Так как среди приглашенных упоминаются певцы, скрипачи, виолончелист и пианисты, то напомним, что в ГМПИ им. Гнесиных на тот момент работали Н.Д. Шпиллер, П.М. Норцов, С.М. Хромченко, Г.Г. Аден, М.Л. Мельтцер, М.И. Фихтенгольц, П.А. Бондаренко, А.Я. Георгиан, А.К. Власов, Ф.П. Лузанов, Т.Д. Гутман, А.Л. Иохелес, М.И. Гринберг, Б.М. Берлин, О.Д. Бошнякович, А.И. Ведерников, К.Х. Аджемов, Н.Л. Штаркман, А.Д. Готлиб, И.И. Михновский и многие, многие другие (мы упоминаем только вышеперечисленные специальности). И это были, по логике высказываний В.Н. Минина, те самые «нетребовательные», «всегда хвалящие студентов» педагоги, которые срочно нуждались в «подмоге»? И перечень приглашенных преподавателей, и «мотивы» их приглашения высказаны далеко не точно. З.А. Долуханова и В.Н. Левко сами были Гнесинскими воспитанниками, продолжавшими те же «плохие» традиции, и приглашение этих выдающихся певиц вовсе не было каким-то экстренным «вливанием новой крови», а приобретением ведущих мастеров, много лет украшавших вуз. Необходимость привлечения новых педагогов была постоянной — ведь ушли (в том числе из жизни) немало старых преподавателей, в том числе скрипачей (Ю.М. Юровецкий, М.Л. Затуловский, М.С. Блок, М.А. Гарлицкий), создатель класса квартета В.Л. Кубацкий, пианисты М.И. Гринберг, А.Л. Иохелес, А.Г. Татулян… Приглашение трех участников знаменитого Квартета имени Бородина (помимо В.А. Берлинского — и Р.Д. Дубинского, и Я.П. Александрова), конечно же, было прекрасным укреплением квартетных классов Института. В.Т. Спиваков и О.В. Крыса были тогда совсем молодыми, но очень перспективными скрипачами, однако, их работа в Гнесинском вузе была либо очень непродолжительной (О.В. Крыса), либо ограниченной в связи с совмещением с активнейшей концертной деятельностью (В.Т. Спиваков), и вряд ли могла существенно повлиять на какие-то «критерии». Что касается упомянутых пианистов, то приглашение Т.П. Кравченко, если оно и было в планах В.Н. Минина, никогда реализовано не было (А.А. Александров долгие годы успешно работал в Институте-Академии и заведовал кафедрой специального фортепиано, но вряд ли возможно противопоставлять его таким бесспорно «крупным исполнителям», как целая плеяда работавших одновременно с ним пианистов, в том числе вышеупомянутым). В 1970-е годы педагогический состав института пополнился целым рядом отличных музыкантов (что происходило, даже в более широких масштабах, и в 1960-х годах), но это было естественным процессом восполнения утрат (иногда очень значимых, а порой и неоправданных), а также следствием роста количества студентов — а значит, и преподавателей.
К сожалению, убеждения о необходимости «повышения уровня и требовательности» руководили действиями В.Н. Минина: так, по его настоянию стали выставляться более низкие оценки по специальности на всех факультетах, что, однако, никак не способствовало повышению качества занятий («Повысим уровень “двойки”», — как шутили тогда педагоги). Для демонстрации недостаточной компетентности (?) педагогов зачем-то была введена практика сдачи экзаменов по специальности классами, а не курсами. О том периоде в жизни института можно прочитать в книге «Гнесинский Дом. История учебных заведений»6.
Убежденность в недостатках «семейного учебного заведения» сказалась и в отношении к памяти о Гнесиных, и в пренебрежении к работавшим в них специалистам, к сожалению, отличали стиль работы ректора, желавшего, по-видимому, «навести порядок» и преодолеть «вредоносные последствия». «Рубят “Вишневый сад”», — грустно заметил в 1974 году бывший ректор Ю.В. Муромцев.
К счастью, подлинное музыкантское дарование В.Н.Минина реализовалось в его работе хормейстера, и он навсегда вошел в историю в связи именно с этим, а не со своей далеко не столь удачной деятельностью на посту ректора.
1 «БезФальши». Газета студентов РАМ имени Гнесиных. Специальный выпуск. 2020. С.4. Электронный вариант: https://bezfalshi.ru/interview/prepodavateli-i-vypuskniki-o-tom-ka-2/
2 См.: Тропп В.В. Становление Гнесинской школы: формирование педагогики на основе принципов консерватории // Союз творцов и просветителей / Сост. Е.Б.Долинская, Е.Д.Кривицкая. – М.: Композитор, 2012. С. 269–286.
3 Елена Фабиановна Гнесина. Воспоминания современников / Сост. М.Э.Риттих. 2-е изд. – М.: Практика, 2003
4 См.: Семья Гнесиных: Записки Мемориального музея-квартиры Ел.Ф.Гнесиной. Вып. 2 / РАМ им. Гнесиных. – М., 2011
5 Шеховцова И. П. Экзаменационные ведомости из фондов Музея-квартиры Ел.Ф.Гнесиной // Гнесинский исторический сборник. К 60-летию РАМ им. Гнесиных: Записки Мемориального музея-квартиры Ел.Ф.Гнесиной. – М., 2004. С. 134–144. Материалы хранятся: Мемориальный музей-квартира Ел.Ф.Гнесиной (ММКЕлФГ), оп. IX – 1-20.
6 Гнесинский Дом. История учебных заведений. – М., 2015. С. 96–99.
7 Так, на обращения по поводу необходимости установки памятника на могиле Ел.Ф.Гнесиной В.Н. Минин отвечал отказом, а А.С. Леману, сообщившему о готовности Союза композиторов профинансировать это, также заявил о «нецелесообразности» подобных действий. К этому же относится снятие портретов сестер Гнесиных и М.Ф. Гнесина в институте и негативное отношение к существованию Музея-квартиры Ел.Ф. Гнесиной.