25 октября в Центре «Зотов» состоялся междисциплинарный концерт, открывающий новый цикл ансамбля «Студия новой музыки» «Взгляд нашего слуха». Накануне Мария Гордиевская побеседовала с музыковедом, автором цикла Фёдором Софроновым о том, какая идея лежит в основе, кого ждут в зрительном зале и почему так популярен формат лектория.

Фёдор, расскажите, как возникла идея этих концертов?

В 2011 году Владимир Григорьевич Тарнопольский — композитор, профессор Московской консерватории, основатель ансамбля «Студия новой музыки» — разработал для Московской филармонии цикл концертов «Музыка и живопись». Часть программ вел он, часть — я. Абонемент был рассчитан на два сезона, и за это время мы достаточно подробно исследовали взаимоотношения между художниками и музыкантами. В основном мы обращались к искусству ХХ столетия, но были и исключения. Например, один из концертов мы посвятили Брайану Фёрнихоу — английскому композитору, представителю направления New Complexity («новая сложность»), который вдохновлялся творчеством гравера и архитектора XVIII века Джованни Баттиста Пиранези.

В 2015 году мы провели похожий, но более скромный по масштабу абонемент в Нижнем Новгороде совместно с куратором Арсенала Ксенией Ануфриевой. Его концерты посвящались целым направлениям: сюрреализму, дадаизму, кубизму и пр. 

Но отталкивались, опять же, от изобразительного искусства?

Да. Такой замысел очень продуктивен, ведь современным искусством успешно торгуют и на выставках всегда есть посетители. Наша визуальная среда давно осовременена: в области архитектуры мы давно живем в мире идей Ле Корбюзье, а в области дизайна — Малевича и Баухауза. При этом музыку мы хотим слушать благозвучную и стилизованную. Нам хочется наслаждаться Пятой симфонией Чайковского и «Временами года» Вивальди, где есть четкая опора на функциональную систему. 

Цель наших междисциплинарных проектов в какой-то степени просветительская. Мы пробуждаем слух реципиента за счет работы с визуальным восприятием (которое у нас, видимо, лучше развито, чем аудиальное) и контекстом восприятия, сформированным параллелями с творчеством художников. Таким образом мы, по выражению Александра Михайлова, «поворачиваем взгляд нашего слуха». 

Что же будет в «Зотове»? 

«Зотов» позиционирует себя как центр конструктивизма. Но русского музыкального конструктивизма осталось очень мало, поэтому мы решили взять тему шире и породнить визуальное искусство ХХ века с творчеством композиторов в четырех концертах нашего цикла. В каждом из них, выстраивая параллели, мы говорим о структуре творческого импульса. Каждый раз у нас присутствуют два спикера: я, в качестве эксперта-музыканта, и разные искусствоведы с конкретной специализацией.

Планируя этот проект, мы хотели начать с модерна, ар-нуво и символистской музыки. Но потом отказались от этой идеи, ведь Штрауса и Малера ансамбль бы не сыграл из-за недостатка музыкантов — разве что, удалось бы исполнить транскрипции. К тому же, это было бы слишком классично. Поэтому мы начали со Стравинского и Пикассо. 

На первый концерт я позвал Алексея Петухова — своего ближайшего друга, сотрудника Пушкинского музея и куратора коллекции французских импрессионистов. Вместе мы разбирались, как связан кубизм с музыкой Стравинского, и выяснили следующее. Оказывается, знаменитые портреты Пикассо, где женская голова изображена одновременно в профиль и в анфас, сходны с ритмическими моделями Стравинского — периодическим ритмом, на который с точки зрения тактовой черты также можно смотреть в профиль, а с точки зрения акцента — в анфас. Также Пикассо замечательно фиксировал траектории живого взгляда, который останавливается то на изображении уха, то на изображении носа. А Стравинский точно также обходился с ритмом, ведь наш слух фиксирует ритм не относительно такта, а относительно акцента. В общем-то, слух обманывается, а вслед за ним обманывается и тело.

Второй концерт будет посвящен Шёнбергу и Кандинскому. Главное, что нам предстоит обсудить: как музыка стала атональной, а фигуративное искусство превратилось в абстрактное? Здесь надо начать с того, что абстрактное искусство придумал не Кандинский, а атональную музыку — не Шёнберг. Однако именно о них мы думаем, когда говорим об этой важной параллели. Дело в том, что они оба были классными теоретиками. И сближают их мощь и фундаментальность открытий в области эмансипации звука и цвета. Однако Кандинский не предлагал отказываться от фигуративности, равно как и Шёнберг не предлагал упразднять тональность. Речь шла о том, чтобы большую роль уделить в одном случае цвету, в другом случае — форме. Про Шёнберга и Кандинского мы будем рассказывать с Константином Дудаковым. Он — ведущий научный сотрудник Института искусствознания, искусствовед и мой друг.

В третьем концерте мы перенесемся во вторую половину ХХ века и познакомимся с творчеством Вазарели и Лигети. Здесь мы столкнемся с массой внешних параллелей, но главное, в чем нам снова предстоит разобраться, — это то, как работает обман слуха и зрения, но уже в произведениях других авторов. К примеру, Лигети знал, что человеческое ухо не воспринимает больше 16 событий в секунду — дальше они начинают сливаться. Так он пришел к идее создания сонористики. Вазарели занимался примерно тем же самым. Поэтому на концерте мы будем рассуждать о геометрии слуха вместе с архитектурным фотографом и специалистом в области архитектуры Юрием Пальминым.

В четвертом концерте мы поговорим о концептуалистах — Кейдже и Поллоке, порассуждаем о том, что такое элемент случайности и какое отношение действие имеет к результату. Поллок изобрел action painting, разбрызгивая краску на полотне. В репродукции это выглядит как бесформенная мазня, но, когда соприкасаешься с реальным действием, оно пробирает до дрожи. Это будоражит. Будоражило, видимо, и современников Поллока. Это — настоящее искусство, но получается-то оно случайно. То же можно сказать и о музыке Кейджа, который реализовывал свою идею, играя на подвернувшихся под руку предметах. Об этом феномене и о концептуализме, охватывающем разные виды искусства, мы поговорим с другим экспертом из Пушкинского музея Александрой Даниловой.

Конечно, хотелось бы сделать больше программ в этом цикле и завершить его разговором о мультимедиа и объединении всех видов искусств. Но это уже больше по части ЦЭАМ [Центр электроакустической музыки Московской консерватории — прим. ред.].

Предполагается какой-то интерактив с публикой, или это будет просто разговор двух экспертов?

Это разговор экспертов с музыкой. Конечно, можно обращаться со временем как Борис Юхананов, чьи спектакли идут сутками, но нам нужно укладываться в полтора часа — особенно со зрителями не подискутируешь. К тому же дискуссии обычно выливаются в разговоры о том, какая музыка лучше — тональная или атональная, какое искусство правильное — абстрактное или фигуративное?

Какую публику вы ждете? Скорее всего, придут люди, которые интересуются современным изобразительным искусством? 

Их-то мы и ждем. Любители музыки, конечно, тоже придут, ведь они немного разбираются и в живописи. А вот обратных ситуаций, когда целевая аудитория музеев и галерей ходит на концерты в Рахманиновский зал, я не замечал.

Кажется, что в современном обществе очень вырос запрос на формат лекториев. Действительно есть повышенный интерес?

Очевидно! Мне даже побриться времени не хватает, потому что меня рвут на части! Люди хотят, чтобы им читали лекции. В музее Рихтера мне как-то сказали: давай привлечем технарей и ты им расскажешь, как музыка связана с естественными науками. И я стал заливать: музыка и математика, музыка и физика… К удивлению, все билеты были раскуплены, но народ все равно ломился на дополнительные места. Я едва успевал стулья носить. А между тем, это первые главы учебника по теории музыки, где написано что такое звук, частота и так далее. Выяснилось, что этого никто не знает и что это всем интересно. Поэтому лекции о том, как устроен человеческий слух, как устроена музыка и современное искусство, имеют невероятный резонанс!