В Новой опере идут премьерные показы спектакля-симбиоза двух произведений: «Иоланты» П. Чайковского и «Карлика» А. фон Цемлинского. Странный союз. Впрочем, общая идея у этой постановки режиссера Дениса Азарова, действительно, имеется — оба главных героя этих одноактных опер страдают от недугов. Но хватит ли этого факта для создания единого спектакля?
Первая в программе вечера – «Иоланта». Действие оперы перенесено в наше время, из-за чего история стала напоминать то ли пародию, то ли комедию. Слепая принцесса — дочь главы мафии. Король Прованса Рене выглядит как гроза района из девяностых и ходит в сопровождении четырех телохранителей в смокингах и черных очках. Непрерывно и, пожалуй, слишком демонстративно жующие жевательную резинку охранники в случае любой непредвиденной опасности превращаются в безжалостных палачей. Антуража бандитской свите добавляют разнообразные колющие и режущие предметы, а также маски в виде голубиной и кошачьей голов.
Иоланта пребывает в секретной лечебнице. Её сопровождают и обслуживают врачи и медсестры, которые всем своим видом показывают недовольство своей работой и делают всё спустя рукава. В эту же лечебницу забрели Роберт и Водемон — теперь герцог и граф оказались бизнесменами с горнолыжного курорта… Все эти больничные палаты, врачи и горнолыжники очень напоминают спектакль 2009 года в Мариинском театре в постановке режиссера Мариуша Трелиньского.
Несмотря на это недоразумение или умысел, версию режиссера Дениса Азарова можно считать успешно состоявшейся. Действие выглядело интересно и законченно: видеодекорации, создающие на сцене дополнительное — третье — пространство, смотрелись органично; офтальмологическая операция, показанная крупным планом, добавила остроты зрительским ощущениям, да и артисты не подвели. Вокальные партии в исполнении Елизаветы Соиной (Иоланта), Алексея Антонова (Рене), Александра Попова (Роберта), Георгия Васильева (Водемона) звучали чисто, цельно, артистично и гармонировали с оркестром, которым дирижировал Карен Дургарян.
После антракта – погружение в иной мир, иное время, иную музыкальную стилистику и иной язык, немецкий. Действие «Карлика» не стали переносить в нашу реальность, сохранив аутентичность. Здесь стоит отметить работу Артема Четверикова, автора двух-трехметровых кукол, олицетворявших королевский двор и словно снятых с полотна Диего Веласкеса «Менины». Воспроизвели даже огромного мастифа, который оставался на сцене на протяжении всего спектакля и периодически двигал лапой. На фоне огромных марионеток исполнитель роли Карлика (Михаил Губский) хорошо выделялся. Маленький рост, гибкие движения человеческого тела, живые эмоции на лице контрастировали с большими, красивыми, но «стеклянными» лицами кукол. Эффектной оказалась кульминация оперы. Когда Карлик узнает правду о себе, мир вокруг него рушится в буквальном смысле: все неживые персонажи на сцене постепенно разваливаются.
В музыкальном плане синтез опер, конечно, не случился. После нежного музыкального языка Чайковского, полного щемящих, но неброских гармоний, экспрессивный стиль Цемлинского поначалу резал слух. Контраст сюжетов и драматургии тоже налицо: неторопливо разворачивающееся повествование «Иоланты» сменилось драматичным, эмоционально накаленным действием «Карлика». Постановщики все-таки попытались соединить несоединимое — в начале «испанской» оперы за действием будто бы наблюдает Иоланта (может, это сон принцессы?), и в конце прозревшая девушка подходит к умирающему Карлику, который вручает ей белую розу, а затем погибает на ее коленях. Однако это сращение вышло искусственным: будто вырвали страницу из детской доброй сказки и вставили её в конец книги обличительной прозы.
Зачем создавать двойную оперу? Очевидно, это театральный эксперимент. На первый взгляд, история кажется притянутой за уши, не совсем уместной и вызывающей противоречивые эмоции. Но доводы для посещения такого спектакля тоже есть. И это не только возможность послушать в качественном исполнении два шедевра за один вечер, но и способ расширить границы понимания и осознания произведений, найти в их сочетании новые смыслы.
Фото — Евгений Эмиров; Екатерина Христова