Композитор Карина Арсамикова – участница образовательной программы Дягилевского фестиваля, в рамках которого было поставлено несколько сцен из её оперы «Преступление и наказание». В нашей еженедельной рубрике мы поговорили с Кариной о многом. И далеко не всё коснулось музыки.
– Карина, расскажи, что подтолкнуло тебя к написанию этой оперы?
– К моему стыду, «Преступление…» в школе я не читала. Но, к счастью, прочла роман в том возрасте, в котором была уже готова его воспринять. Меня преследовала идея написать монооперу для Анастасии Вечёркиной, замечательной певицы- меццо-сопрано, студентки Академии. Я перечитала много произведений других писателей в поисках сюжета, но именно роман Достоевского дал мне импульс к написанию оперы сразу, с первых страниц.
–И что ты начала чувствовать, когда приступила к работе?
– Идея легла грузом, как будто бы это – моя прямая обязанность. Кажется, что пока ты эту идею не осуществишь, не успокоишься.
– Что на данный момент уже получилось воплотить в жизнь?
– Несколько сцен. Большее своими силами сделать пока трудно.
«В чем ценность такой музыки? Чему она учит слушателя? Как она преобразует его душу?»
– Как ты относишься к тому, что в МТМ поставили рок-оперу на этот сюжет?
– Я считаю это кощунством. В романе Достоевского затрагиваются очень глубокие и серьезные вещи, которые никак не могут быть выражены в такой форме.
–Возможно, у тебя предвзятое отношение к легким жанрам? А если постановки сделаны качественно? Что насчет мюзикла?
– Могу сказать только про музыку. Часто это довольно легкая и непринуждённая «музычка», не требующая особой изощренности со стороны композитора. Если сравнить партитуру какого-нибудь классика и мюзикл, то сразу станет ясна истинная ценность каждого из произведений. Мюзикл для меня сродни поп-музыке.
–А что для тебя популярная музыка? Давай пофантазируем: что произойдет, если академическая музыка вообще перестанет существовать?
– Если такое случится, человечество останется ни с чем, а главное, – потеряет целый пласт духовных ценностей. Само слово «популярная» говорит о том, что она востребована большинством людей, и это, само по себе, не привлекает.
«Авангардисты-революционеры больше похожи на клоунов. В том, что это – музыка, убедить меня невозможно»
–А как ты оцениваешь современную академическую музыку?
– Есть две крайности: бездарная музыка, автор которой не умеет работать с оркестром и слаб технически. И вторая крайность: бездарная музыка, отсутствие смысла в которой очень тщательно маскируется сложнейшими техниками и исполнительскими приемами. Но свою невежественность в работе с оркестром этим авторам скрыть просто невозможно. Авангардисты-революционеры больше похожи на клоунов (и это касается разных видов искусства). В том, что это – музыка, убедить меня невозможно.
Зачастую бывает так, что композитор «бьет себя в грудь», убеждая всех в том, что он – авангардист. Но, послушав его сочинение, ничего прогрессивного и интересного ты не находишь. В наше время композиторы больше заняты болтовней и сочинением концепций. В этом и есть проблема нашего времени.
– Как ты относишься к интерпретациям«избитых» произведений? Реально ли открыть в них что-то новое в 21 веке?
– Главное – не унижать музыку. А она может иметь и две тысячи интерпретаций, настолько она глубока и, возможно, до конца не изведана. Так или иначе, в каждую эпоху появляется музыкант, который меняет представление о привычных вещах.
А эталонного образца исполнения не существует! Есть лишь только варианты. Люблю вспоминать историю, как однажды Брамс сидел на репетиции своей симфонии, и Бюлов его спросил: кульминацию лучше сделать вперед или, наоборот, откатом назад? Брамс, почёсывая затылок, ответил:«Не знаю, и так, и так хорошо».
–Не была ли у тебя мысль выразить идеи и с помощью пластики?
– Да, есть цель написать балет “Демон” по Лермонтову, но для этого мне необходим думающий хореограф.
«Я не считаю, что на всё – воля судьбы, но точно знаю: людей мы встречаем не просто так.»
– Единомышленника найти нелегко. Что нужно сделать?
– Я отчасти – фаталист, и считаю, что есть вещи, которые мы обязаны выполнить в этом мире: есть своего рода миссия. Если мне предначертано написать этот балет, то «мой» хореограф появится в нужный момент.
– Какого рода ты фаталист? Это связано с религией, а главное, – лермонтовской философией?
–На сегодняшний день не отношу себя ни к какой религии, хотя в 16 лет я сама покрестилась. Потом религия стала для меня неубедительным источником объяснения всего происходящего. Сейчас её разные виды лишь разъединяют людей. Но для того, чтобы общаться с Богом, она не нужна.
Я не считаю, что на всё – воля судьбы, но точно знаю: людей мы встречаем не просто так. Каждый человек может изменить свою жизнь, всё в его силах. Также я верю в реинкарнацию. Авообще мне ближе пантеизм. На природе я обретаю душевный покой. Состояние, как будто бы ты находишься в храме у Бога.
– Где именно тебе нравится больше всего?
– Мне очень нравятся горы.
– Лермонтов, однозначно, – твой поэт.
«Если бы в моей жизни было всё безоблачно, если бы я была психически-уравновешенным человеком, писать музыку я бы не смогла.»
– Согласна ли ты с Чайковским в том, что отсутствие вдохновения есть человеческая лень?
– Абсолютно! Когда ты непрерывно находишься в рабочем потоке, редко наступает ступор. Однако может произойти и эмоциональное выгорание. Со мной такое, например, случилось при работе над «Преступлением…».
– Но представь, что нет гор, нет того, что вдохновляет. Только четыре стены. Я вот пишу только тогда, когда мне действительно плохо.
–К сожалению, потребность в написании действительно возникает из-за страданий. По крайней мере, у меня. И, как правило, свои личные переживания я воплощаю в инструментальных жанрах без какой-либо программности.
Если такой потребности нет, я обращаюсь к литературному тексту: сочувствую героям, передаю их эмоции и чувства. Если бы в моей жизни было всё безоблачно, если бы я была психически-уравновешенным человеком, писать музыку я бы не смогла.
– Ты хотела бы сделать публичный концерт?
– Пока нет. Я, конечно, всегда ищу возможность исполнить сочинение, и это естественно. Затем я тихонечко выкладываю его на «classic-online», и, ради забавы, читаю комментарии. На данном этапе жизни мне этого достаточно.
– Бывают ли негативные комментарии?
– Их, как правило, 98%. Отношусь к этому равнодушно.
– Многие гении были непризнанны. Их неудачи стали частью удивительной истории, которая у тебя, на мой взгляд, уже рождается. Ты, должно быть, счастлива?
–Я благодарна. Благодарна за то, что могу писать музыку. Ведь это, наверное, очень благородно.
