«Музыкальные подонки   

Продают рентгеноплёнки,

Есть желудочная самба

И межреберная мамба…» 

Издательство «Правда», Москва, 1962

Тому, кто смотрел фильм «Стиляги», не составит труда вспомнить один из его начальных эпизодов: ножницы ровно по кругу режут рентгеновский снимок, затем сигаретой прожигается дырка посередине. Полученную «пластинку» ставят в проигрыватель, и игла царапает на ней очередную запись Чарли Паркера или Элвиса Пресли. И кто бы мог предположить, что подпольное производство в будущем станет символом целой эпохи в истории страны Советов?

История возникновения таких грамзаписей начинается на Западе в первой половине XX века, когда компании начали использовать мягкие полупрозрачные материалы для создания первых гибких пластинок. В общественных местах стали появляться киоски, где за умеренную плату выполнялась индивидуальная запись на пустые болванки, к примеру,  из алюминия. Немецкая компания Telefunken и американская MSS выпускали портативные рекордеры для более качественной записи на децелитовые диски (твердые или мягкие диски из поливинилхлорида) – они были востребованы журналистами, военными корреспондентами и работниками архивов.

С началом Второй мировой войны алюминий и полимерные материалы стали труднодоступными. Начались поиски их альтернативы. Инженер из Будапешта Макаи Иштван экспериментировал с разными видами плёнки, изобрёл собственное устройство для грамзаписи, в том числе на использованных рентгеновских снимках,  и опубликовал подробную инструкцию по его самостоятельному пользованию. Вполне вероятно, что именно он и стал первопроходцем в этой области. Вскоре после этого советский журнал для радиолюбителей «Радиофронт» также начал публиковать статьи о самодельных устройствах и модификациях граммофона для записи на плёнку.

Появление в послевоенном СССР по крайней мере одного трофейного рекордера (предположительно, это был немецкий Telefunken) привело к возникновению в Ленинграде подпольного сообщества, занимавшегося созданием нелегальных записей, и появлению самодельных рекордеров, сделанных по образцу привозного, для тиражирования. Так началась эпоха «музыки на костях», которая продлилась с 1946 по 1964 год.

Возникновение «негласной» музыкальной культуры тесно связано с жёсткой цензурой в советском искусстве. Записи популярной музыки, особенно зарубежной, были труднодоступны, а иногда и полностью запрещены. В 1940-1950-е годы под запретом оказались джаз и рок-н-ролл, музыка русских эмигрантов, блатные песни и даже музыкальные стили вроде мамбо. В этот список могли попасть и, казалось бы, «благополучные» советские исполнители. К примеру, творчество звезды советской эстрады Вадима Козина было запрещено после того, как его арестовали и обвинили в гомосексуализме (первый раз – в 1944 году, второй – в 1959). Несмотря на это, «неблагонадёжная» музыка была широко популярна у самых разных слушателей,  а в особенности, у молодёжи. Недоступность и дороговизна контрабандных грампластинок привели к тому, что бутлегеры (так называли нелегальных торговцев запрещёнными товарами) стали удовлетворять спрос с помощью записей, изготовленных самодельными звукозаписывающими машинами на рентгеновской плёнке.

Что представляли собой такие пластинки? Такие X-Ray носители почти всегда делались односторонними и записывались каждая по отдельности на скорости 78 оборотов в минуту, а их время звучания составляло около трёх минут. Качество записи зачастую было низким, пленка быстро изнашивалась. Тем не менее, они пользовались огромным спросом за счёт своей невысокой стоимости и условной доступности – торговля ими тайком велась на улице.

«Но музыка – конечно, в первую очередь джаз, — невероятно помогла мне в жизни и выручала меня в труднейших ситуациях, и я бесконечно её люблю… Джаз – это бесконечный допинг, это – сила» — Михаил Фарафонов, бутлегер рентгеновских грампластинок.

«Я взял эту мягкую пластиночку в руки, посмотрел на свет и увидел кости. Это меня сразу озадачило. Потом я поставил её на мамин проигрыватель и услышал голос Литл Ричарда. Я был настолько поражён этим экстатическим вопящим голосом, что обомлел и мог только спросить: “А кто это?”» — Николай Васин, покупатель «записей на костях».

Наряду с запретами на различные музыкальные стили, составлением списков запрещенных композиторов, исполнителей, песен, советские власти начали пропагандистскую войну против культуры «музыки на костях». После войны советская пресса регулярно публиковала статьи, где в сатирическом ключе изображались западные музыка и танцы, а также отечественные «стиляги», копировавшие американскую моду. Однако несмотря на то, что бутлегеры преследовались, их деятельность была уголовно наказуемой, популярность рентгеновских пластинок продолжала расти, а прозвище «стиляги» было с гордостью принято теми, кого предполагалось с его помощью заклеймить.

В начале 1960-х годов в культуре советских флекси-дисков возникло новое направление – звуковые письма. Это были чистые диски, которые выпускались студиями для того, чтобы наносить на них запись с помощью устройств наподобие западных или тех, которые использовали бутлегеры. Такие звукозаписывающие машины устанавливали в киосках в общественных местах или на курортах. Любой желающий мог перенести на диск песню, выбранную из списка, либо записать свой собственный голос, чтобы отправить его родственникам или друзьям. С появлением чистых дисков возникла и негласная возможность записать в таком киоске песню какой-нибудь модной группы типа «Битлз» или шансонье-эмигранта Петра Лещенко. Разумеется, за дополнительную плату.

Примерно в 1964 году подпольное изготовление пластинок из рентгеновской плёнки прекратилось. Причиной тому послужил технический прогресс. После визита Никиты Хрущёва в США в 1959 году в советской идеологии наступила «оттепель», а в жизни советских граждан появились первые плёночные магнитофоны.

Качественная запись продолжительностью двадцать минут на магнитной ленте быстро лишила людей потребности в рентгеновских пластинках. Кроме того, возможность делать копии дома сделала ненужными мастерские и рискованную торговлю, что значительно облегчило процесс нелегального распространения музыки.  Так подошла к концу эпоха записей «на костях» и началась новая – эпоха магнитиздата.

По мере износа X-Ray пластинки уже не проигрывались, и, как правило, их выбрасывали. Однако, те, что сохранились, на сегодняшний день являются уникальными образцами, которые можно увидеть, пожалуй, только на выставках. Одна из них – «Музыка на костях» – прошла недавно в Москве в музее «Гараж». В качестве экспонатов были представлены не только сами пластинки, но и записи их звучания. Также «Музыка на костях» продемонстрировала короткие оцифрованные фильмы, фрагменты из газет и журналов и даже репертуарный указатель – список разрешённых и запрещённых к исполнению на сцене произведений.

Рассматривая «записи на костях» уже не как предмет уличной торговли, а как музейный объект, невольно погружаешься в своеобразное гипнотическое состояние. Выцветания и повреждения, вызванные распадом химических компонентов эмульсии, привели к трансформации – перерождению этих артефактов из записей в эстетические объекты, вызывающие визуальное наслаждение и любопытство. Они открыто говорят нам о невозможности ограничения человека в его свободе. Подпольное изготовление грампластинок, появление «стиляг», их активное противостояние официальным СМИ и обществу – все это доказательство несовершенства идеологии советской власти. «Музыка на костях» –  своеобразный символ протеста против жесткой диктатуры.

При написании статьи были использованы материалы комментариев к экспозиции выставки «Музыка на костях» (Центр современного искусства «Гараж», 14 августа – 5 октября, кураторы – Стивен Коутс, Пол Хартфилд; Выставка в музее «Гараж» организована Екатериной Лазаревой, младшим куратором музея).