Большой театр увидел новую историю «Садко» в постановке Дмитрия Чернякова
Помните, как смиренно ожидала своего возлюбленного Пенелопа? Странствующего Одиссея любила и одновременна ненавидела вся Итака. Целых двадцать лет не было его дома: десять из них он сражался под стенами Трои, десять скитался по морям.
Москва ждала Дмитрия Чернякова как Одиссея. Спустя почти десять лет оперный режиссер вернулся с новыми идеями в столицу. За это время он успел стать героем нашего времени и одновременно тем, кто утопил русскую классику в постановочных извращениях. Заложенные им смыслы способны прочесть немногие, как и немногие способны понять очевидный и неподдельный интерес режиссера к произведениям. Римского-Корсакова.
«Садко» – его пятая постановка. В черняковском списке: «Царская невеста» в Берлинской государственной опере и Ла Скала, «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» в театре Лисеу, «Снегурочка» в театре Бастилии и «Сказка о царе Салтане» в Ла Монне. Последняя шокировала публику в Брюсселе историей о мальчике-аутисте.
Грандиозная, «многонаселённая», со сложной судьбой опера «Садко» сравнима разве что с операми Вагнера, потому её и так редко ставят, тем более за рубежом. До сочинения оперы-былины композитор переживал кризис, он почти не творил. Римский-Корсаков был впечатлен музыкой Вагнера. Тетралогию «Кольцо Нибелунга» он услышал до «Садко». Об этом факте знал и Черняков. Сам режиссер признавался, что в последний раз так интенсивно и затратно работал, когда ставил «Парсифаль».
«Садко» – история о сверхзадачах. Сценическая жизнь опер Римского-Корсакова необширна, а многие вещи в ней нужно заслуженно выводить и заново открывать для зрителя. Известный своей детальной, на уровне атомов, проработкой режиссер подарил символический сюрприз всему Большому театру. И здесь ключевое слово «подарил», а не «угодил», как успели подумать многие завистники-склочники.
Для спокойствия души у Чернякова было достаточно: состав артистов, с которыми он прежде работал, огромная труппа театра для хоровых и массовых сцен, даже канонические купюры Большого остались и были заявлены как данность. От Чернякова ожидали чего угодно: от новопридуманного персонажа, до выкинутой картины-сцены, но и здесь этого не случилось. Материал на месте, персонажи крупно поданы, нужные артисты приглашены. Всё на месте. «На месте» ли сам режиссер?
«Садко» по Чернякову – плоскость одновременно сказочного и реального. Каждая из семи картин – павильон развлечений, где исполняются все желания, куда попадает главная тройка: Садко, Любава и Волхова. Они незнакомы с друг другом, до того момента как не вступят в игру. Точнее сказать, пока им не раздадут подходящие роли.
Напоминает всё это реалити-шоу «Остаться в живых». Занавес пока не открыт, а на экране уже видео-опрос от организаторов сего празднества. Видим крупные планы каждого из участников, слышим пару вопросов: почему вы здесь? чего ожидаете получить в итоге? И узнаем: вертихвостка Волхова (Аида Гариффулина) – успешная девушка, которой не хватает трепета любви. По характеру она походит на Стрекозу, что «лето красное пропела». В одной из картин вечно танцующая блондинка скинет своё летящее парео, напевая колыбельную Садко. Извращение и срам? Да нет, а вот буквально за руку притащить Любаву на место измены, мол смотри кто милее и краше – скорее да, чем нет. Любаву (Екатерина Семенчук) беспокоит одиночество: «что со мной не так? почему это происходит?». Этот персонаж – олицетворение внутренней женской силы. Именно через него Чернякову удалось в какой-то степени поднять тему феминизма и сексизма в опере. Последний из троицы – Садко (Нажмиддин Мавлянов). Как и все он приходит за «новыми ощущениями». Похожий на прокрастинатора-неудачника он неравнодушен к фантастическим романам и любит приключения.
В этот раз Черняков использовал в постановке идею пяти художников: Коровина, Рериха, Билибина, Егорова, Федоровского. Декорации сцен – стиль каждого из них. Работы Екатерины Зайцевой, которая делала костюмы почти ко всем спектаклям Чернякова – лаборатория самых смелых решений: от плясок в лубочных кафтанах в русском стиле, до фантасмагоричного дефиле морских обитателей. Первое – больше история о чем-то кукольном и дурашливом. Ведь все новгородцы и дружина Садко – ряженые работники парка развлечений, а их однотипные одеяния и пшеничные головы-парики – антураж представления. А вот второе – история об одной из самых красивых и эффектных картин в спектакле.
Подводный мир – вселенная «Звездных войн», «Пятого элемента» и мультяшного кабаре для детей. Настроение – фильмы Люка Бессона вперемешку. Водное царство, где на огромных сомах выкатываются как на автомобиле, где рыбки, морские коньки, осьминоги водят хороводы, где ощущение что вот-вот появится рок-звезда Фредди Меркьюри и устроит здесь балаган в костюме дельфина-пришельца. Космических размеров ирония, невероятный гротеск, придуманный и додуманный до мельчайших частиц Черняковым поражает. Даже сцена венчания Садко и Волховы – жемчужина сарказма: рыбы несут вместо тиары ракушки.
Музыкальное исполнение спектакля было не самым качественным, если сравнивать предыдущие работы режиссера, где эта составляющая безукоризненна. Премьерный день, волнение, общая сыроватость целого – это можно понять, но постоянное расхождение с оркестром хора и солистов – нет. Жаль, когда хоры существуют в своих темпах, танцующая Волхова задыхается, неаккуратно выходя на верха, а визитные песни трех гостей заморских и вовсе не звучат полноценно: то возле нот, то мимо. Садко – партия не из легких. Нажмиддин Мавлянов свыкся с ролью, с той ситуацией, в которую его закинули, но было ощущение динамической передозировки и тугого звукоизвлечения с его стороны. Зато образ Любавы в исполнение Екатерины Семенчук вышел многослойным и музыкально крепким.
В лучших традиция Большого – захламить сцену максимально всем и вся. Черняков будто бы говорит нам: «Я готов дать всё, о чем вы просите». Кокошники и сарафаны – пожалуйста, русскость души и пиршества – пожалуйста, обвесить гостя до упаду бусами– и этого добра хоть отбавляй. Черняков издевательски иронизирует над всем.
К счастью, это «всё и вся» умело приправлены мастерством и талантом режиссера. Одни ждут хитросплетений, другие вечного карнавала, а третьи – всего и сразу.
Что в итоге: победа или поражение? Мнимая ошибка или чистый расчет? А может, победа через поражение? Одна работа, которую кто-то посчитает провалом в карьере режиссера никогда не затмит множество других. Гений Чернякова определяется не запросами публики, а верностью самому себе. Всё проще: наше восприятие так источено и так усложнено, что многие вещи просто невозможно воспринять за чистую монету.
Фото: Дамир Юсупов / Большой театр