Белокаменная тюрьма, провинциальная деревня, любящая НТВ девушка и маньяк, убивающий неверных жен. В таком необычном свете предстал зрителям «Летучий голландец» Вагнера в Новой опере им. Колобова. Глеб Чучалин делится впечатлениями об одном из премьерных показов постановки Константина Богомолова.
В 2004-м году Большой театр и Баварская опера совместно поставили «Летучего Голландца». Этот опыт открыл совершенно новые возможности для отечественных театров, показав, каким может быть сотрудничество. И вот, в год 180-летия этой партитуры Вагнера, Новая опера вместе с Пермским театром оперы и балета выбрали «Голландца» для первой копродукции между российскими театрами. За музыкальное решение взялся Филипп Чижевский, постановкой же занялся Константин Богомолов. Обзаведясь первой версией оперы 1843-го года (уступающей в популярности более поздним авторским редакциям), творческий союз занялся подготовкой премьеры в Пермском театре. Тогда отзывы были неоднозначные: несмотря на высокую оценку исполнителей, критики ругали режиссерскую интерпретацию. И вот, спустя шесть месяцев, московской публике предоставился шанс составить собственное мнение.
Из Перми перекочевало всё, кроме, закономерно, артистов. И их московские коллеги не подвели: партию голландца пел Андрей Борисенко, известный ролями князя Игоря в одноименной опере Бородина и Грязного из «Царской невесты» Римского-Корсакова. Его мягкий, ровный, но вместе с тем подвижный голос добавил учтивости и достоинства сумрачной роли потерянного в морях (в этом случае вернее сказать «в снегах») человека. Сенту пела обладательница истинно вагнеровского сопрано Анжелика Минасова. Любые сложности партитуры, будь то фактура оркестра или вокальные трудности, были нипочём этому дуэту, в отличие от, например, Дональда. Алексей Антонов, исполнивший партию отца Сенты, местами тонул в оркестровом звуке. Тем не менее, его точное пение, пусть даже и с провалами, выгодно звучало в ансамблях, оттеняя тембры остальных артистов.
Пожалуй, музыкальное решение было самой неинтересной для обзора частью постановки. Оркестр под управлением Филиппа Чижевского играл безукоризненно. Музыканты, не теряя вагнеровского куража, почтенно уступали дорогу вокалистам. А во время редких эпизодов без вокала или же, напротив, во время хоров, оркестр не стеснялся выдавать плотный и насыщенный звук. Тут большую роль сыграло особенное звучание флейт и валторн, которых Чижевский посадил на техническую ложу второго яруса. Этот ход позволил музыкальному руководителю не только шире панорамировать звук, но и создать в без того монолитной конструкции музыкального здания дополнительный этаж. По нему, перекрывая всё остальное, свободно гулял Вагнеровский ветер в хоре экипажа Голландца, а зазывающий сигнал валторн в увертюре звучал еще пронзительнее. Хотелось прикрыть глаза и раствориться в волнах этой музыки, утонуть в этом исполнении. Но открыть глаза всё же пришлось.
Режиссёр-постановщик Константин Богомолов решил перенести действие в Россию 1993-го года. Вместо скал и бушующего океана зрителей встречают отвесные стены колонии строгого режима «Белый лебедь». В ней и заключён «голландец» — маньяк, убивший всех своих жен за их неверность. Надо сказать, пока художник-постановщик старательно выстраивала четвертую стену, режиссер всеми силами старался ее разрушить: на входе каждому зрителю раздали объявление о розыске этого самого заключённого. Но на этом иммерсивность постановки и заканчивается. Когда в первой же сцене рулевой, блистательно исполненный Станиславом Мостовым, делает вид, как саперкой разгребает пластиковый сугроб — вся «реальность» происходящего заканчивается. И даже сценическое оформление Ларисы Ломакиной, футуристичное, с лёгким флёром деконструкции пространства, не исправило ситуации.
Художница разделила исполнителей и зрителей сетчатой кулисой, на которую выводились проекции. Например, балладу Сенты, которую та, аки Алёнушка, поет в расписном окне, зал наблюдал буквально из-за стены избы. И такое оформление можно было бы отнести к плюсам оперы, если бы не статичность происходящего. Минималистичные декорации с цветовыми акцентами, использование проекций на сетчатой кулисе, аскетичность текстур и материалов — все это лишь усугубляло ситуацию, когда хор, во время своего очередного эпизода, неподвижно стоит 15 минут кряду. С одной стороны, эта монотонность клонила в сон. А с другой стороны, главное действие происходило далеко не на сцене.
Во главе угла стояли субтитры. В бэкстейдже к постановке программный директор Пермской оперы Дмитрий Ренанский сказал про них следующее: «Они помогают направить и сфокусировать взгляд; заставляют по-другому посмотреть на происходящее». Такому традиционному для режиссера подходу поддаются не все оперы. Так, «Кармен» Бизе изо всех сил сопротивлялась, и опыт нельзя было назвать успешным. Партитура молодого Вагнера легче приняла правки. Однако, в случае с «Голландцем» правильнее будет сказать, что субтитры помогают режиссёру переписать сюжет полностью. Все представление сопровождали авторские тексты Богомолова. Только он не переводил либретто, а практиковался в черном юморе. Вместо хора экипажа Летучего голландца на табло были строки блатных тюремных песен, а часть номеров ёмко переведены словом «поют». Но удивить не получилось. Чем дальше продвигалось действие, тем глупее выглядели эти хохмы. И дело не в неуместности, но в качестве этого юмора.
В своем подкасте-лекции к спектаклю Ляля Кандаурова говорит: «В этой созданной реальности не существует ничего, что стоило бы беречь от ироничного взгляда. А если на миг вам показалось, что это не так, то вы попались, и сами становитесь объектом иронии». Но даже в этой фразе чувствуется неприятный подтекст: складывается ощущение, что продвигая такое мнение, постановщик пытается скрыть свою неуверенность в концепции. Вот и получается, что, к сожалению, самая сильная сторона Константина Богомолова — не авторское высказывание, а создание инфоповода. Даже в премьерный вечер, во время поклонов, зал раскололся пополам: часть зрителей стоя аплодировала, другая же — освистывала и выкрикивала гневные комментарии. Случайно или намеренно, своим творением Богомолов добился более значимой цели. «Летучий голландец» в Новой опере точно привлек внимание многих к музыкальному театру. В частности, к этому малоизвестному в России произведению.
Фото: Екатерина Христова
