Антон Батагов представил программу «Big  my Secret» в Камерном зале ММДМ.

В отличие от многих концептуальных коллег, Батагов не любит истязать слушателя недосказанностью: обо всех своих начинаниях он в подробностях пишет на личной  страничке в  Facebook. На этот раз подготовка новой программы стала поводом для написания каскада постов о том, как идея становится концепцией, кто такой Джон Булл, и что связало Баха с Найманом.

Первые записки-пояснения к «Big My Secret» были сделаны ещё в октябре. Тогда же читатели обратили внимание на неправильность построения названия на английском, и Батагов незамедлительно объяснился:

«Мне тут написал один человек: «У вас ошибка в названии программы. Big my secret – это неправильно. «Мой большой секрет» можно перевести как my big secret или big secret of mine.»
Но дело в том, что я взял это название на языке оригинала (английском) именно потому, что оно «неправильное», и в этом-то самый кайф. Это, собственно, название пьесы Майкла Наймана из музыки к фильму The Piano. Я думаю, Найман неплохо владеет родным языком и всеми его тонкостями, и если бы он назвал эту вещь «my big secret» – это было бы никак. А «big my secret» – это уже тайна, шарм, интрига, поэзия.»

                                                                    Цитата: https://www.facebook.com/Batagov

Не меньшей интригой  стала объявленная программа: гальярда Булла, клавесинные пьесы Рамо, хоральные прелюдии Баха, две фантазии Моцарта и киномузыка Наймана. Последнему Батагов отдал половину всего времени звучания и о соседстве Наймана с коллегами из прошлых веков рассказал так: 

«Скажем, было бы схематично-предсказуемо, если бы в этой программе вместе с Найманом прозвучала бы музыка его соотечественников XVI – XVII века. Найман как бы «сделан» из этой музыки, на ее основе, уходит в нее корнями. И было бы очевидно, что его «надо» соединить в одной программе с Перселлом и другими джентльменами тех времен. Но тогда не было бы никакого секрета и никакого творчества. И я решил, что этим джентльменам я посвящу отдельную программу и альбом, где будет только английская музыка XVI – XVII века (13 апреля 2018, филармония-2), а Найман и некоторые его коллеги будут стоять за сценой, а мы будем слушать их ушами, но на сцену они не выйдут.
А в Big My Secret я хочу услышать те точки пересечения, где Найман встречается с другими авторами. И у них находится, о чем поговорить друг с другом, хотя мы этого и не ожидали. О самом важном можно говорить серьезно, а можно и весело. Например, Бах и Рамо, казалось бы, занимаются вообще разными вещами, но когда они приходят в пункт назначения, то выясняется, что они шли в одну и ту же точку. А их там уже поджидает отчаявшийся Моцарт, дающий Найману мастер-класс по киномузыке…»

                                                                       Цитата: https://www.facebook.com/Batagov

Насыщенные записки о грядущем, иногда напоминающие ликбез, а иногда говорящие о внутренних отношениях музыканта с музыкой, появлялись на странице Батагова вплоть до дня концерта, однако красноречивей всякого аргумента снова оказался звук.

Большая, осмысленная и глубокая программа не вышла пёстрой, вопрос о сочетаемости её компонентов отпал в первые несколько минут звучания. Соединять эпохи  без швов непросто, ведь помимо общих мест, заложенных в разной музыке «генетически» (гармонические структуры, форма, тип полифонии и ритм), важно найти механизм, скрепляющий её внешне. В случае Батагова таким механизмом стал его пианизм, лишённый условностей, приписываемых аутентичному исполнительству. Всегда текучий, монохромный, однородный и мягкий тон, точный и чистый, как на записи. Благодаря силе Батагова-исполнителя, программа оказалась логичной и выверенной таким образом, что Бах, Моцарт и Рамо стали фонарями, «подсветившими» Наймана: после них в его музыке выкристаллизовались «большие секреты», связывающие структуры минимализма с барокко и классикой. Темы наймановских композиций выпуклы и гармонически насыщены, а их постоянные повторения делают музыку похожей на сложный орнамент. 

Играя в полной темноте, чередуя Рамо с Бахом, Баха с Буллом, Булла с Моцартом и Моцарта с Найманом, Батагов напоминал шамана, который пытается оторвать тебя от настоящего и переместить куда-то в область маркесовского безвременья. Ощущение старости, молодости и бесконечности гармоний, которые разделяют века – словно весточка из Макондо:

«Какой сегодня день?» Аурелиано ответил ему, что вторник. «Я тоже так думал, — сказал Хосе Аркадио Буэндиа, — но потом заметил, что все ещё продолжается понедельник, который был вчера. Погляди на небо, погляди на стены, погляди на бегонии. Сегодня опять понедельник» <…> На следующий день, в среду, Хосе Аркадио Буэндиа снова появился в мастерской. «Просто несчастье какое-то, — сказал он. — Погляди на воздух, послушай, как звенит солнце, все в точности как вчера и позавчера. Сегодня опять понедельник»

                                             Цитата: Габриэль Гарсиа Маркес, «Сто лет одиночества»