12-го ноября в культурном пространстве «ГЭС-2» состоялся пятый концерт из цикла «Сезон призрачного мира». Основная концепция этих концертов заключается в сопоставлении и выявлении связей между творческими подходами авторов, чьи произведения редко звучат вместе на одной сцене.
На вечере под названием «Тишина так точна» были исполнены произведения Дмитрия Шостаковича и Мортона Фелдмана.
Во вступительном слове Дмитрий Ренанский сказал, что идея концерта родилась из давнего страстного желания, чтобы на этой сцене прозвучала удивительная и очень своеобразная камерная транскрипция последней симфонии Шостаковича (переложение Виктора Деревянко).
«Музыка растворяется в молчании», — так охарактеризовал сочинение музыковед Леонид Гаккель. Это описание отлично подходит и к произведению «Для Фрэнка О’Хары» Мортона Фелдмана. Камерный состав исполнителей под руководством Фёдора Безносикова создал атмосферу прозрачного, почти бесплотного звучания.
Тишина, траурность и камерная элегичность объединяют эти два произведения, написанные в одно время, но в разных странах отличными друг от друга авторами. Камерность в симфонии Шостаковича реализуется через использование небольшого ансамбля, что создает проникновенное звучание, где каждый инструмент слышен отчетливо и выразительно. Это позволяет глубже раскрыть и сделать более понятной слушателю эмоциональную составляющую произведения.
Вечер открылся одночастным произведением «Для Франка О’Хары» Мортона Фелдмана — композитора, чье творчество во многом определило облик американского искусства XX века.
Сочинение представляет собой уникальное посмертное сотрудничество Фелдмана с поэтом Франком О’Харой. Это своего рода разговор с ушедшим человеком, где музыка становится способом общения и излиянием чувств, которые не могут быть выражены словами.
Фелдман, создавая это произведение, стремился передать атмосферу тишины и размышления, что делает сочинение особенно подходящим для открытия концерта. Высокие, тянущиеся ноты флейты и напряженное жужжание струнных инструментов создали ощущение болезненной хрупкости, готовой в любой момент разбиться, словно стекло. Эти звуки, как острые осколки, проникали в самую душу, вызывая чувство беспокойства и напряжения.
Резкие квартовые скачки у флейты усиливали тревожное настроение, делая его более гнетущим. Барабанная дробь, звучащая очень тихо и как будто издалека, создавала ощущение приближения чего-то неизбежного и судьбоносного.
Надколотое звучание клавесина добавляло глубины и драматизма. Его партия напоминала обрывки мыслей, которые никак не могли сложиться в единую картину. Словно каждый звук предвещал что-то важное и неизбежное.
Программу вечера продолжила последняя симфония Дмитрия Шостаковича. Цитаты из увертюр к опере Россини «Вильгельм Телль» и вагнеровских «Кольцо Нибелунга» и «Тристан и Изольда» — связующее звено всей симфонии. Появляются и темы из произведений самого Шостаковича. Не зря Гаккель называл ее «чистилищем», тем самым намекая на автобиографическую природу симфонии-исповеди. Пятнадцатая симфония Шостаковича — это настоящий калейдоскоп контрастов, но музыканты, к сожалению, постарались сгладить их, как только могли. Приятным исключением стала фортепианная партия, которую исполнил Юрий Фаворин. Основная тема симфонии, которая в оригинале звучит у флейты, звучала на рояле, вследствие чего характер ее приобрел механистичное звучание и «лишился» жизни.
Вторая часть симфонии — это печальный реквием, в котором мрачные и траурные аккорды вступления создают атмосферу скорби и утраты. Традиционно они исполняются медно-духовыми инструментами, которые придают звучанию особую глубину и мощь. Однако Юрий Фаворин доказал, что рояль может справиться с этой партией не хуже. Он звучал не просто мощно, но и с невероятной выразительностью, играя каждую ноту с такой точностью и эмоциональностью, что казалось, будто сам воздух наполнился печалью и трауром.
Эмоциональная кульминация вечера — финал симфонии, открывающийся лейтмотивом рока из «Кольца Нибелунга». Конечно, не хватило плотности и даже агрессивности звучания там, где это необходимо. Тревожные удары барабана и неумолимый рокот литавр заглушали скрипку и виолончель, на чью долю выпало заменить всю струнную группу.
В заключительных тактах Пятнадцатой симфонии замирающая пульсация барабана и последний удар ксилофона постепенно истончается, пока не исчезают в полной тишине. Этот момент символизирует остановившееся время, словно мир замер в ожидании чего-то великого или ужасного. Такая тишина — не просто отсутствие звуков. Она вибрирует, наполняясь невысказанными эмоциями и предчувствиями, и напоминает о том, что даже в самые мрачные моменты жизни есть место для надежды и света.
Фотографии предоставлены пресс-офисом «ГЭС-2» (фотограф — Никита Чунтомов)
