22-го мая в Московском международном Доме музыки пройдет ночное органное шоу Rock Night Mystery. Артист ММДМ, солист Белгородской и Курской филармоний, инициатор и организатор международных фестивалей Тимур Халиуллин рассказал Софье Косенко о специфике своей работы, выборе программы для концертов и роли органа в современном мире. 

Вы активно ведете социальные сети, транслируете события из своей жизни — будь то поездки, концерты или что-то еще. Как вы пришли к решению создать свой блог?

Я завел свою первую страницу ВКонтакте, когда завершил все этапы обучения. Она у меня совсем свежая по меркам современности. Я никогда не жил такой публичной и социально-интернетной жизнью. Много времени я провел в аналоговых системах — от руки писал все рефераты, у меня до последнего момента не было телефона и интернета. То есть я не из тех людей, кто вырос на всём этом.

Я понял, что органная и академическая музыка слишком закрыта и труднодоступна для большого числа людей. Появилось стремление поменять эту повестку, возникли первые идеи о том, что нужно завести страницу, показать, как живет музыкант, как идут репетиции, как, в конце концов, устроены инструменты. Сейчас, например, у меня есть большой блог про орган. Так это всё возникло и развивалось до тех пор, пока я уже не приобрел несколько тысяч подписчиков в одной сети, в другой — «галочку». В итоге получилось очень интересное движение, которое идет не вразрез с творчеством и академической музыкой, а в помощь к ним. 

Как вы считаете, что нужно сделать, чтобы классическая музыка стала интересна широкой публике?

Мне кажется, что даже самого трудного Баха или самую трудную авангардную музыку можно преподнести понятно и необычно. Если предварительно описать, красиво, качественно снять — с разных ракурсов, с хорошим микрофоном, с красивыми видами зала и инструмента — всё это заиграет другими красками. И люди, которые далеки от академического мира музыки, обратят внимание. А те, кто в этом разбираются, поймут более глубоко.

У вас очень насыщенная жизнь, откуда вы черпаете энергию?

Я просто занимаюсь любимым делом. От этого проще. Также я постоянно меняю род деятельности. Я пианист, органист, играю на клавесине, путешествую, катаюсь на велосипеде, роликах, читаю, провожу много времени на природе. Все эти разные активности помогают мозгу не сойти с ума от многочасовых занятий, дают мне вдохновение, здесь я черпаю силы.

Вы постоянно путешествуете из-за специфики работы. Выматывает ли дорога или, наоборот, вам удается как-то отдохнуть?

Нет, дорога меня не выматывает. Мне нравится сам процесс движения. Во время долгого перелета я могу сделать много полезных дел, которые я никак не могу осуществить, пока я на земле. В поезде у меня решаются все самые сложные ответственные дела. Даже возникла какая-то деформация путешественника. Когда я нахожусь на земле и не в движении, я не делаю ничего, что связано с долгим планированием и кропотливой работой. Но как только я сажусь в поезд, как только у меня отключаются все соблазны в виде репетиций, прогулок, бассейна, я открываю свой ежедневник, достаю телефон, быстро со всеми созваниваюсь и договариваюсь, пока есть связь. 

Недавно я летел из Красноярска. Успел посмотреть новый фильм, почитать книгу, запланировать три новых концерта. Именно в дороге я это всё делаю. Поэтому как она меня может утомить?

Есть ли у вас ныне живущие кумиры в мире органной музыки? 

Да, конечно. Я наблюдаю за тем, что происходит в современных культурных течениях. Например, я в восторге от всего, что делает Камерон Карпентер. Это органист, фигура которого вызывает у многих споры. Можно встретить очень много негативных комментариев о нем, поскольку он популяризатор, но со знаком «шоу». Но от него я очень много почерпнул для себя. Я вырос в жесткой академической среде, и Карпентер помог мне по-новому взглянуть на привычный жанр концерта, на привычную музыку Баха. Он выдающийся педальный виртуоз — я тоже решил перенять это, и именно благодаря ему появились мои педальные шоу. Кумир помогает открыть новые грани в своем творчестве. 

Другой пример — Оливье Латри, органист собора Нотр-Дам-де-Пари. Несколько раз я контактировал с ним лично, посещал его мастер-классы в Голландии и недавно побывал на концерте в Зарядье. Он всё играет наизусть без ассистента и смело пользуется регистрами органа. 

А есть ли кумиры не из мира музыки?

Очень много таких людей, которые впечатляют личной харизмой. Своим примером они заставляют работать над собой, отказываться от каких-то привычных благ жизни, за ними хочется следовать. Например, из танцоров меня впечатлил Айдар Гайнутдинов в Большом театре — я посмотрел все интервью с ним. Вживую, к сожалению, пока не видел. Также посмотрел большой фрагмент интервью с впечатляющим Феликсом Умаровым — юным режиссером.

Чем все эти личности вас впечатляют?

У таких людей четкая цель, юная энергия и ясная речь. Они понятно излагают свои мысли — это так приятно слышать! 

Еще, конечно, Теодор Курентзис, который впечатляет всем своим видом, поведением, характером. Не только музыкальным прочтением, но и тем, как он живет, как себя позиционирует. К счастью, сегодня таких интересных личностей культура дает нам много.

С 2024-го года вы работаете в Московском международном Доме музыки. Как началось ваше сотрудничество?

Началось оно намного раньше, чем в 2024-м году. И связано это опять с Камероном Карпентером. Однажды в пандемийные годы был под угрозой срыва его концерт в Доме музыки. Он не мог прилететь, и мне предложили заменить его. Так в 2022-м или 21-м году я сыграл свой первый концерт в Доме музыки. Для меня это был вообще знак свыше, потому что люблю творчество этого исполнителя. И в августе 2024-го мне предложили стать штатным музыкантом Дома музыки. Это очень редкий случай для столицы, когда петербуржец, а не москвич получает такое приглашение. Тем более в Доме музыки есть свой собственный солист. И надо сказать сразу, что я не занял ничьего места, никого не вытеснил, никого не подвинул — это отдельно выделенная ставка. В итоге концерт за концертом, программа за программой — в 2023-м году появился мой абонемент, который так и назвали «Органное шоу Тимура Халиуллина». 

А какие органные премьеры ожидаются в этом году?

Буквально недавно ко мне пришла идея: почему бы не сделать концерт для сов, для тех, кто активнее ночью? Казалось бы, так просто, лежит на поверхности. Но выяснилось, что никто этого не делал. Нет ни органистов, готовых на это, ни площадок, которые могут это реализовать. Рискованно. Будет ли публика? Как она это воспримет? Мы с Домом музыки решили организовать в мае концерт, который будет называться Night Organ Mystery — «Ночная органная мистерия». В ней соединятся орган, ударные, современная музыка и классическая, рок и медитация. И это тоже результат той творческой свободы, которую мне предоставляют.

Быстро ли вы поладили с московским органом?

Для каждого органиста считается главным талантом быстро ладить с любым инструментом. Орган Дома музыки — один из лучших в нашей стране. Он стоит примерно на одном уровне с органом Зарядья по количеству регистров, но чуть больше по наименованиям тембров. Этот орган второй по размеру после Калининградского в нашей стране. Поэтому когда я с ним знакомился, у меня разбегались глаза, я не знал, что взять — столько красоты! Потом понял, какую тактику нужно применять в работе с этим инструментом. Уже на этапе составления программы я думал прежде всего о том, какая пьеса какую особенность конкретно этого уникального органа будет представлять. И получилось, что инструмент заиграл новыми красками. Для меня поладить с таким органом — значит поладить с целым оркестром, с целой эпохой и стилем. 

А отличаются ли зрители в регионах от зрителей в столице?

Если в общем, конечно, отличий никаких нет. Все приходят в зал за яркими эмоциями. Мне казалось, что в провинциальных городах в небольших органных залах публика с первого взгляд горячо реагирует. Она может сразу после каждого номера кричать «браво» или вставать после понравившихся номеров. Но оказывается, что в Москве публика может быть еще более эмоциональной на некоторых программах. Например, я не ожидал, что в программе «От барокко до рока» часть публики будет приходить в необычной одежде. Потому что это рок стиль, это растяжки и We Will Rock You, и даже свист. Да, это необычно. Да, это неакадемично. Но кто сказал, что такие эмоции недостойны того, чтобы быть пережитыми?

В чем главное отличие собора от светского концертного зала?

Не всегда в церкви бывает церковная акустика, и не всегда бывает в зале сухой эстрадный отклик. В залах Мурманской и Челябинской филармоний прекрасная влажная акустика — мы ее называем «как в церкви». В Белгородской филармонии две с половиной секунды реверберации. В Красноярском католическом соборе или в Иркутской католической церкви орган установлен так, что там нулевая акустика. Это не плохо, это просто особенность — нет отклика, всё звучит четко, ясно и без эха. Совсем другие впечатления.

Ориентируетесь ли вы на эти различия в акустике?

Если я играю в действующей церкви, например, в соборе Петра и Павла, соборе Непорочного Зачатия, я всегда стараюсь привнести в церковную атмосферу немного светского начала. И наоборот, если я играю в концертном зале Дома музыки или в Зарядье, я пытаюсь чуть больше добавить первоисточника, то есть церковного направления.

Насколько вы свободны в выборе программы в том же Доме музыки и Белгородской филармонии?

Я могу смело назвать себя счастливым музыкантом, потому что сразу же, как я начал работать в Белгородской филармонии, я получил небывалую, невероятную на тот момент творческую свободу. И это самое дорогое, что есть у музыканта — когда ему не навязывают программы, не заставляют что-то играть и говорят: «Делай, что хочешь, вот тебе круглосуточный доступ к органу, вот тебе оркестр, хор, солист». Вот тут и началась моя творческая лаборатория. Когда я приехал играть в Москву, у меня уже был контингент публики, медийность и задел доверия. И в Доме музыки я сам предлагаю какие-то интересные идеи, программы. 

Учитывая сложную ситуацию в Белгороде и Курске, уменьшилось ли количество зрителей?

Ни разу не было такого, что мы останавливали концертную жизнь. Ни во времена пандемии, ни во времена самых напряженных военных действий, которые происходили на нашей территории. Поначалу были периоды легкого шока, когда всё замерло и было поставлено на паузу, когда весь город просто оцепенел. Так же было в Курске в период, когда он был под атакой. Но потом всё было восполнено, даже больше людей стало ходить, потому что многие другие фестивали были приостановлены. Публика, жаждущая культуры, хлынула еще больше именно на органные концерты. Не было ни одного без аншлага. И это всё при том, что у нас во время концерта зачастую звучали сирены. 

Вы ведете рубрику «Новости органной жизни с Тимуром Халиуллиным» на ВГТРК Радио России. С какими трудностями вы столкнулись на этой работе?

Трудности, с которыми я столкнулся — это рассказывать в микрофон, компоновать текст, правильно произносить слова. Многие, оказывается, я говорил всю жизнь с неправильными ударениями. И было удивительно каждый раз перезаписывать, когда что-то было не так. Хотя мы этими словами пользуемся ежедневно и даже не задумываемся, что на самом деле неправильно ставим в них ударения. 

Вы часто организовываете фестивали и лекции в разных городах, какой опыт вы получаете от этого? 

Когда ты рассказываешь и смотришь как бы издалека, собираются воедино какие-то пазлы, разрозненные кусочки, которые в суете обычной жизни могли бы быть упущены. Вопросы после творческих встреч иногда наталкивают на какие-то новые открытия. Рождаются новые программы, новые коллаборации, новые дружбы и связи. 

Вы не только исполнитель, но и композитор. В каталог ваших произведений входят импровизации, вариации, пьесы для карильона и так далее. Однако последнее сочинение датируется 2019-м годом. Планируете ли вы продолжать композиторскую деятельность?

Я бы даже не рискнул так смело называть это композиторской деятельностью. Это на самом деле удачные, проверенные временем эксперименты, которые родились в результате большой творческой исполнительской деятельности. Эту музыку я писал для себя, чтобы играть ее на бис на концертах, в концептуальных программах и так далее. Поэтому у меня никогда не было цели писать много, просто времени на это нет. Большая часть сочинений, которые появляются в эти годы, остаются в моей голове — они только в импровизациях, даже не записаны. Планировать писать что-то невозможно. Это всегда порыв. Если он придет, ни за что не откажусь и сделаю что-то еще. Я не имею права называть себя композитором, но имею право называть себя музыкантом, который баловался композицией.