29 октября в ДК «Рассвет» выступил ансамбль Im Spiegel. О том, как музыканты высветляли пространство, стирали грань между эпохами и сражались с холодом рассказывает Вероника Калистратова.
ДК «Рассвет» — молодое арт-пространство, неравнодушное к искусству и уже привыкшее к звучанию академической музыки. Программы концертов здесь часто идут от желания исследовать, осознать музыку и то, что она в себе несёт. Под микроскоп попадают разные произведения: струнные квартеты Шостаковича, духовные стихи или современная музыка для саксофона. В поток таких экспериментов органично встроился дебют инструментального ансамбля Im Spiegel. Молодые музыканты Варвара Косова, Светлана Гуржий, Семен Пахомович, Дарья Кискина, Марк Горшков и Игорь Нечаев — исполнили Секстет Арнольда Шёнберга «Просветлённая ночь» и 14-й струнный квартет Людвига ван Бетховена.
Что же стало предметом исследования? Вероятно, романтизм, а точнее — его крайние состояния. Герметичный, сам в себе квартет Бетховена уже не похож на остальную музыку композитора и стоит одной ногой на романтической тропе. «Просветлённая ночь» же напротив — образец позднего романтизма, одно из последних произведений этой эстетики. Оба этих сочинения — водоразделы, подведение черты: когда, вобрав в себя лучшее из достижений предшественников, оба композитора были готовы идти дальше. Тем интересней стало решение преподнести развитие стиля в инверсии: сначала прозвучал секстет Шёнберга, и только после него — квартет Бетховена. Музыканты как будто хотели добраться до сути романтизма — отмотав время назад, уходя от придумок и изобретений, накопившихся за семьдесят с лишним лет. Так под сводами зала ДК Рассвет выстроилась ещё одна, пусть и метафорическая, арка. Это был путь от чувств к чувствам — разной степени свободы и оттенков, но неизменной глубины.
«Просветлённая ночь» — неоднозначное произведение. Источником вдохновения для Шёнберга стало одноимённое стихотворение современника композитора, немецкого поэта Рихарда Демеля: на пяти строфах отражён диалог супружеской пары, в котором женщина признаётся, что беременна не от своего избранника. Мужчина же отвечает, что сила их любви преображает будущего ребёнка и делает его по-настоящему родным для обоих супругов — и от такого признания ночная тьма тоже преображается, светлеет. Шёнберг создал одночастный секстет из пяти разделов, развивая музыкальную мысль в соответствии с поэтической. Звуковая картина мрачного леса переплетается с музыкой чувств влюблённых — их сила сравнима с вагнеровской экспрессией (да и в гармониях, к слову, слышно родство). Ансамблисты Im Spiegel вслед за композитором воспевали эстетику оголённой откровенности, интимности, декадентской любви. Невероятная самоотдача позволяла добиваться нужной степени выразительности, но столь же силён был контроль. Смычками, словно кистью художника, музыканты вырисовывали «зубцы крон» и партитуры, творили едва сдерживаемую истерику от противоречивых чувств неверной главной героини, парили в невесомом «блистании вселенной». Убеждала слаженность ансамбля: чувственные переговоры виолончелей и скрипок и правда звучали как разговор двух влюблённых, а общее чувство времени собирало полярные состояния в литую одночастную форму. Пройдя вместе с музыкантами сквозь мрак страстей и тревог «ночи» нельзя было не ждать с замиранием сердца финального просветления: прощения и любви, от которых звуковое пространство действительно становилось светлым, как день.
Нужно сказать, пространство визуальное работало на пользу общему впечатлению. Бывшее промышленное помещение ДК «Рассвет» встречает звуки бетонными стенами и полом, не даёт глазу зацепиться ни за отсутствующую сцену, ни за несуществующую люстру под потолком. На серой стене — лишь белый полукруг встающего солнца, и потому всё внимание захватывает музыка. У этого бетонного минимализма есть и неприятная сторона: в зале во время концерта было невероятно холодно. Кутаться в плащ и отогревать руки в спасительном шарфе, вслушиваясь в шёнбергские гармонии — опыт, скажем, необычный. Но, с другой стороны, этим гармониям низкая температура была к лицу. Музыка слушалась через внутреннее напряжение, с всё нарастающим ощущением дискомфорта — и это усиливало эффект.
А вот квартету Бетховена холод пошёл уже не на пользу. Даже после антракта инструменты слегка не строили, а спаянная прежде работа ансамбля иногда давала сбои то в интонациях, то во времени. Впрочем, назвать исполнение неудачным никак нельзя. Эксперимент с обратным перемещением во времени дал интересный результат. Позднее сочинение Бетховена звучало более опосредованно в плане выражения искренних чувств. Но на фоне «Просветлённой ночи» оно будто бы перестало быть тем загадочным квартетом, что гипнотизировал современников композитора, — музыка воспринималась как ещё один динамический психологический портрет некоего героя (разве что сюжет напрямую никто не говорил). Семичастный квартет тоже складывался в цельную картину с полярными чувствами, а язык их выражения на контрасте с секстетом слышался более строгим, соответствующим старым порядкам, — но и более доходчивым, понятным. Ансамбль Im Spiegel мастерски провёл черту между вроде бы похожими образами, заложенными в обоих произведениях. Бетховенская печаль была суровее, нежность не переходила в безмятежность «Просветлённой ночи», и у всей музыкальной ткани произведения чувствовался стержень, волевое начало, в отличие от созерцательности и местами даже беспомощности музыки Шёнберга. Воля композитора в отражении Im Spiegel закручивала пружину во внешне шутливом скерцо пятой части, а позже боролась с очередными препятствиями судьбы в финале квартета. Так под конец тёмного вечера в ДК «Рассвет» случилось ещё одно просветление — уже не душевного тепла и любви, но силы человеческого духа.