В марте лауреатом «Премии Художественного театра» в номинации «Современная академическая музыка» стала выпускница Российской академии музыки имени Гнесиных, член Союза композиторов России Лидия-Мария Кошевая. Мария Гордиевская поговорила с ней о сочинении музыки, композиторских конкурсах и комьюнити. 

С какого момента вы мыслите себя композитором?

Я занимаюсь музыкой с четырех лет, но это всегда было хобби. Я никогда не думала, что это станет моей профессией. В музыкальной школе я сменила инструментов семь или восемь, но учебу не воспринимала всерьез — просто мне было весело. А если было скучно, я прогуливала.

Затем я поступила в Санкт-Петербургский киновидеотехнический колледж, но, проучившись там два года, изучая электротехнику, я поняла, что моя душа тянется к музыке. Поэтому параллельно решила учиться в Музыкально-просветительском колледже имени Бориса Тищенко, чтобы наверстывать упущенное. Пришлось поступать на фортепианное отделение ради того, чтобы ходить на факультатив по композиции — и его я воспринимала серьезнее, чем специальность.

Когда я пришла в Академию после трех курсов училища (мне уже очень не терпелось получать высшее образование), мне пришлось очень много догонять и по гармонии, и по сольфеджио. А по композиции я была уже неплохо подготовлена. Такой дисбаланс.

Наверное, владение разными инструментами очень помогает вам как композитору?

Это точно. Когда в детстве научился играть на блок-флейте, а потом берешь в руки саксофон, или кларнет, или китайский хулуси — понимаешь, что их устройство примерно одно и то же. Точно так же, поиграв в детстве на скрипке, пусть даже пару лет, всё равно уже знаешь, что это. Так со всеми инструментами — получив какую-то исполнительскую базу, потом легче находить путь к ним.

Когда состоялось первое исполнение вашего сочинения?

Это было еще в колледже. У нас был очень активный преподаватель по композиции — Михаил Георгиевич Журавлёв. Для нас он был настоящим наставником, советовал концерты, книги. Он и организовал первый концерт с нашими сочинениями, причем не где-нибудь, а в Санкт-Петербургском Доме композиторов. Пригласил оперных певцов, которые озвучили мои детские романсы. Было очень приятно и очень солидно.

Сейчас вы считаете свои первые опусы наивными?

На 95 процентов. Мне не стыдно — думаю, что для того возраста это было вполне прилично, но слушать их не рекомендую.

Что поменялось с переездом в Москву? 

В первую очередь я бежала от петербургского климата. Появление солнца на небе сильно меня приободрило. В Москве другой темп жизни. Живя в Санкт-Петербурге, я думала, что Москва и Петербург — примерно равные города, но приехав в столицу, поняла, что это не так. В Москве много возможностей, жизнь кипит, хочется все попробовать. 

И, конечно, я наконец попала в тотально музыкальную среду. Колледж имени Тищенко — вечерний. Там учились взрослые люди, уже получившие какую-то специальность и вдруг открывшие в себе музыкальные способности. Почти у всех у них уже были семьи, работа, поэтому мы почти не общались и не говорили о музыке. 

А в Гнесинке, особенно в гнесинском общежитии, творческое общение было круглосуточным. Приходишь домой — тут же начинаются какие-то коллаборации, разучиваешь песни с народниками, слушаешь, какую программу учит соседка-пианистка. Приходишь в академию — там этого всего еще больше.

Каким был ваш первый выход «в свет» как молодого композитора? Какое событие считаете знаковым?

Наверно, Пражский Международный конкурс имени Дворжака. Это самый лучший композиторский конкурс, который только существует. Во-первых, он очный — нужно приехать и в течение пяти дней написать фугу и свободное сочинение. Это важный опыт очень интенсивной, почти круглосуточной работы над произведением. Во-вторых, отношение организаторов к участникам — чувствуешь себя суперзвездой. У меня был рабочий кабинет с фортепиано в башне Пражской консерватории. Я ощущала себя творцом, хотя в то время училась только на первом курсе Академии. Потом посчастливилось получить третью премию, выйти на сцену Пражской филармонии.

Насколько композиторские конкурсы двигают карьеру?

У меня пока не было побед в масштабных российских конкурсах, поэтому затрудняюсь ответить. Со стороны кажется, что «Партитура» или Avanti выделяются среди других — лауреаты там получают денежные призы, возможно, какие-то заказы в будущем. В целом, композиторские конкурсы дают гораздо меньше возможностей, чем исполнительские. Если исполнитель становится лауреатом, ему организовывают тур или серию концертов, а у композиторов такого нет. Композиторские конкурсы нужны, скорее, для статусности и для денежных премий, что тоже немаловажно.

Какое место в вашей жизни занимает Союз композиторов?

У них очень много классных проектов, которые открывают разные возможности — в первую очередь, дают контакты с высококлассными исполнителями. Например, в первый раз я участвовала в «Композиторских читках» с Московским ансамблем современной музыки, во второй раз — с вокальным ансамблем Intrada. В фестивале «Пять вечеров» в прошлом году сотрудничала с OpensoundOrchestra. Молодому композитору трудно самостоятельно выйти на таких исполнителей. Еще участие в лабораториях Союза дает возможность чаще исполняться,  проводить больше премьер.  

Может ли сейчас композитор быть только композитором, не занимаясь преподаванием или чем-то еще? 

Мы недавно говорили на эту тему с Ольгой Бочихиной, и она мне сказала: «Я не знаю ни одного человека, который зарабатывал бы только академической музыкой». Поэтому дальше каждый находит для себя какую-то параллельную ветку: кто-то идет в педагогику, например. Мне нравится именно много сочинять. Пусть это не всегда академическая музыка, я черпаю опыт и в прикладных жанрах: музыке для театра, компьютерных игр, шоу.

Профессия композитора очень долгоиграющая. Танцоры балета в 35 уже уходят на пенсию, а композитор в 35 еще считается молодым, и его не всегда воспринимают всерьез. Отчасти это верно: чтобы отточить мастерство, нужно время. Поэтому я думаю, что дальше перспектив больше. Сейчас в планах взяться за крупную форму. Надеюсь, удастся осилить полтора часа оркестровой музыки. Это был бы выход на новый уровень.

Как строится ваше взаимодействие с исполнителями? Обычно пишете для кого-то конкретного?

Раньше мне очень нравилась концепция не оглядываться на стандартные составы, писать, как хочется. Это привело к тому, что очень много музыки лежит неисполненной. Потому что, скажем, собрать струнный квартет — это просто. А собрать арфу, вибрафон, бас-кларнет и что-нибудь еще — задача совсем другого уровня. Сейчас для меня важно, чтобы меня слышали люди. Поэтому в последнее время я пишу для более стандартных составов и сначала нахожу исполнителей, а уже потом думаю, что это будет за произведение. Прагматизм побеждает.

В прошлом году один из концертов фестиваля «Пять вечеров» был озаглавлен по названию вашего сочинения — «Песни цветов». В этом году вы получили за него премию. Что это значит лично для вас? 

В этом сочинении сошлись два момента. Во-первых, я разрешила себе писать так, как мне хочется. До этого у меня был очень долгий период, когда я ходила на концерты авангардной музыки и корила себя, что я пишу не так. А здесь я решила: хватит слушать других, пусть будет тональность, пусть это будет красиво и просто.  

Во-вторых, незадолго до сочинения этого произведения я провела несколько сложных мероприятий, где нужно было состыковывать графики исполнителей, искать финансирование, разруливать конфликты. Я поняла, что мне это так надоело, что я буду писать для голоса и фонограммы. И первая версия была для ситаров, четырех флейт, электроники, там какой-то невообразимый состав. Я отнеслась к этому произведению скорее как к «финтифлюшке» какой-то — написала очень быстро, не придавая этому серьезного значения. 

Спустя некоторое время я решила, что все-таки люблю живых исполнителей, и сделала переложение «Песен цветов» для камерного ансамбля. Очень долго мы не могли сделать запись. В итоге это произведение лежало два года, и вдруг я решила зачем-то отправить его на «Пять вечеров», хотя мне казалось, что это слишком легкомысленная музыка. Дальше оно понравилось, его вдруг номинировали, и оно неожиданно выиграло. Иногда сочиняешь для какого-то конкурса, вкладываешь всю душу, продумываешь несколько месяцев концепцию, думаешь: это точно сработает, это точно будет замечено — и ничего. А вот с «Песнями цветов» получилось всё наоборот.

Вы сами как-то характеризуете свой стиль, технику?

Нет, я об этом совсем не думаю. Наверно, в последнее время у меня есть какое-то стремление писать красиво. Я понимаю, что это очень субъективно, но хочется красоты, мелодичности. Хоть это и не относится ко всей моей музыке.

Вы слушаете музыку других композиторов? Для чего она вам — для вдохновения, для удовольствия?

Безусловно, для удовольствия, для переживания своих эмоций. Я очень часто нахожу утешение в музыке. Для вдохновения, пожалуй, тоже. Хотя иногда хочется начать воровать, но я себя останавливаю. Порой кажется: ну почему не я это сочинила, это же великолепно! В технологических вопросах я часто обращаюсь к другим композиторам. Когда у меня есть какая-то оркестровая задача, я вполне могу найти работу с таким же составом и посмотреть, как она сделана. В технологическом смысле, мне кажется, воровать вообще не зазорно, это опыт мастеров. А в плане стиля, жанра — стараюсь, наоборот, абстрагироваться и быть просто слушателем.

Ходите на концерты современных композиторов?

С удовольствием хожу, поддерживаю, смотрю, кто чем занимается. Стилистически я не очень ощущаю себя частью комьюнити, потому что мне трудно идентифицировать, чем я занимаюсь — я точно не с авангардистами, но уж и не совсем с традиционалистами — а тех, кто между, не очень много. Но даже если мы разные, это не мешает нам говорить о музыке.

Сейчас возрос интерес к проектам, объединяющим музыку с другими видами искусств. Вам когда-то хотелось, кроме театральных проектов, попробовать что-то еще? Может быть, кино?

Я вообще люблю синтез искусств. Те же «Песни цветов» изначально придумывались как соединение флористики и музыки. Еще люблю хореографию, и мы делали какие-то перформансы с танцорами.

С кино пока не складывается. Раз восемь или девять я начинала писать музыку к короткометражкам, и каждый раз что-то срывалось: то режиссер передумывал, то возникало какое-то недопонимание с ним, то финансирование прекращалось. Я прямо чувствую: туда не идет. Может быть, пока. А когда-то в детстве я мечтала стать кинокомпозитором — когда писала свои первые пьесы, мне казалось, что это всё для Голливуда. 

Недавно увидела на вашей странице ВКонтакте анонс «Народных колыбельных». Вы сейчас и детскую музыку пишете?

«Колыбельные» — это давний проект. Когда-то мы начали его с подачи вибрафонистки Екатерины Кривко, которая стала мамой, и ей захотелось записать цикл колыбельных народов мира. Она обратилась ко мне, чтобы я сделала обработки. Пока почти готов один блок из четырех песен, в задумке следующий — в идеале это когда-то будет большой цикл. 

Кроме этого проекта, фольклор как-то питает ваше творчество?

Да, и это началось как раз с гнесинского общежития — я жила в одной комнате с двумя народницами. До знакомства с ними я думала, что русская народная музыка — это «Калинка-малинка», и вдруг оказалось, что мир аутентичного фольклора — это просто что-то невообразимое. Я знала все их песни наизусть, ждала, когда перед концертом вдруг кто-то заболеет и я скажу: «Я могу спеть». Мы проводили фолк-фестиваль в маленькой деревне. Эта встреча открыла мне глаза на мою же культуру, я стала сочинять для народных голосов. Сейчас я тоже работаю над таким произведением.

Что это будет?

Что-то связанное с древнерусской мифологией. Я сейчас как раз ищу литературный источник, потому что написано уже процентов сорок музыки, а либретто еще нет. Читаю «Мифы Древней Руси», удивляюсь, что с мифологией Древней Греции я, оказывается, знакома гораздо лучше. Вот вы знаете, кто такая Мокошь, кто такой Сварог? А это моя культура. 

Это будет скорее перформативный проект — точно чувствую, что в нем будет танец, камерный ансамбль, народные голоса и один академический голос — как всегда, невообразимый состав. Кто это будет исполнять, кому это нужно — не знаю. Это мой внутренний зов, поэтому я себе позволяю открыть ноутбук и просто писать. 

Что вы несете в мир своей музыкой?

Как раз на премии МХТ Владимир Раннев сказал: «Как хорошо, что мы, композиторы, можем ничего не говорить, потому что за нас говорит наша музыка». Таков будет и мой ответ. 

Фото на обложке — Анна Темерина